Серафима Полоцкая - Роль, заметная на экране

— С Раей мы успеем, — перебила она его.

Но я тоже не сдавалась и тянула свое:

— Очень прошу, возьмите меня…

— Что за выдумки! — рассердилась она. — Вот чудачка!

— Идите, Раюша. Садитесь, — сказал Евгений Данилович. — Все равно мне тоже с вами надо побеседовать.

Лучшее место в «козлике», рядом с шофером, предоставили Анне Николаевне. Остальные сели друг против друга на двух продольных скамейках. Шофер Иван Дмитриевич кратко спросил:

— Все?

И «козлик» поскакал по дороге. Он так прыгал на камнях и выбоинах, что честно оправдывал свое прозвище. В пути никакого разговора не получилось. Только Евгений Данилович начинал какую-нибудь фразу, как толчок непроизвольно закрывал ему рот, и мы все смеялись, рискуя откусить язык. Я держалась за скамейку обеими руками.

— Ваня, слушай! — взмолился пухлощекий Валя. — Нельзя ли вернуться и найти поровнее дорогу?

Иван Дмитриевич слегка повернул голову.

— Т-танкисты знают т-только слово «вперед». Н-на-зад н-ни шагу… — слегка заикаясь, сказал он весело и, кажется, прибавил газу.

Нас швыряло еще с полчаса, и высокий Евгений Данилович не раз стукался головой о натянутый сверху брезент.

— Н-ну вот, — остановив «козлика», сказал Иван Дмитриевич. — Я пп-ро эт-то место д-д-думал…

Мы вышли перед холмом, заросшим молодым лесом, у подножия которого темной зеленью блестел мрачный пруд.

— Надо посмотреть, что там есть наверху, — сказал Вася и зашагал по еле заметной крутой тропинке.

За ним, стараясь обогнать, поспешил Вадим. Анна Николаевна, раскрутив завернутые до колен щегольские брюки, быстро пошла за ними. Вздохнув, поплелся кверху и толстый Валя. Евгений Данилович сказал:

— Придется вам, Рая, немножко подождать в «козлике». Мне тоже надо заглянуть туда, на верхушку.

— А можно и я пойду?

— Ваши драгоценные конечности могут пострадать, — пошутил он. — Лучше посидите с Иваном Дмитриевичем.

— Да ведь тут близко! — сказала я и побежала.

— Ну что ж, поговорим наверху! — догоняя меня, согласился он. — Все же позвольте мне вперед…

Он широко зашагал вслед за ушедшими, а я — за ним.

Тропинка скоро исчезла в зарослях. Молодой орешник, калина, шиповник — все переплелось, отвоевывая себе место для жизни. Мы, то сгибаясь в три погибели, то перепрыгивая через валежник и муравейники, начали продираться вверх. Мужчин и Анну Николаевну спасали брюки, мои же голые ноги через несколько минут были в кровь исцарапаны колючками и горели от крапивы. Я защищала только глаза.

Наверху оказалась поляна, и все уселись отдышаться.

— Ну и ну! — сказала я, прикрывая юбкой свои расцарапанные ноги и вытирая потный лоб.

— А вы думали как? — с вызовом спросил Вася. — Вот так и попрыгаешь раз десяток, пока найдешь нужное место…

Вася почему-то всегда горячился в разговоре, даже если с ним никто не спорил.

Все осматривались, поворачиваясь в разные стороны.

Вокруг была равнина, кое-где перерезанная оврагами. Среди небольших рощ виднелись деревни, между ними протянулись столбы с проводами, а на горизонте дымились трубы завода.

— Н-да, первобытного пейзажа не получается, — сказал Евгений Данилович. — Пожалуй, операторам и Вадиму Ефимовичу придется осмотреть холм с противоположной стороны. А мы тут посидим с Раюшей.

— Мне тоже необходимо знать, где будет площадка для танцев, — вставая, сказала Анна Николаевна.

— Да молодежь разберется… А мы потом проверим.

— Нет, нет, я пойду!

И она нырнула под низкие ветви вслед за ушедшими.

— Вот неугомонная! — покачал головой Евгений Данилович и прилег, опершись на локоть. — Смотрите, Рая, вот мы забрались далеко от больших городов, но найти необжитое место трудно! А то, о чем мы рассказываем в нашей легенде, произошло в незапамятные времена, когда все здесь было диким и жила тогда одна ваша ровесница, с которой произошло все то, о чем вы читали в сценарии. Какой же, по-вашему, мог быть у нее характер?

— Не знаю, — честно призналась я.

— А скажите мне, вот вы, хоть и рано потеряли мать, а наверное, вспоминаете ее?

— Конечно.

— А как, по-вашему, сто лет назад так же любили родителей или меньше?

— Конечно, так же!

— А триста, а пятьсот лет назад?

— Наверное, так же!

— Ну, а избранника своего, юношу?.. Тут как, по-вашему, дело обстояло?

— Джульетта любила Ромео несколько сот лет назад!.. — сказала я.

— Ну, а может быть, от обид, от утраты близких людей тогда меньше болела душа?

— Наверное, так же, — вздохнув, ответила я.

— Вот, значит, главное-то вам известно. Все чувства, которые испытываете вы, свойственны и той девушке, чью историю вам придется оживить. Но жизнь той прекрасной башкирки была много суровее.

Он начал рассказывать о трудной жизни в лесу, когда старик отец потерял твердость руки и охота с луком и стрелами стала ему не под силу, а одна рыбная ловля не могла прокормить. И дочери приходилось запасать ягоды и грибы, вялить рыбу, прясть, ткать, стирать и заботиться об отце… А вокруг — лес, река…

— Очень хорошо! — сказала я.

— Что хорошо?

— И лес, и река, и небо… И работать с утра до ночи для дорогих людей тоже хорошо…

— Гм, — откашлялся он и вдруг сказал: — А ведь вы действительно похожи на ту девушку, о которой мы собираемся рассказать в своем фильме…

Он поднялся и стал прохаживаться. Он был почти одного роста с деревцами на поляне, и, когда я присоединилась к нему, мне пришлось все время закидывать голову во время разговора. Мне хотелось видеть его лицо. Ведь от него я впервые узнавала историю своей родины, ее чудесные предания и страшные традиции, унижающие женщин — почти рабынь.

Мы вместе обсуждали, каким мужественным должно быть сердце девушки, восставшей против традиций, против сильных мужчин, против богатства.

Конечно, «мы» сказано чересчур самонадеянно. Я только поддакивала, захлебываясь от восторга. Для меня был счастьем этот разговор, открывший то, чего я не поняла, читая и перечитывая сценарий. Счастьем была и роль кроткой девушки, нашедшей в себе силы отстоять не только свою любовь, но и свободу и человеческое достоинство. Сдерживая волнение, я сказала:

— По тем временам невеста пастуха поступала как революционерка!

Евгений Данилович, улыбнувшись, кивнул.

— Но вы должны остаться сами собой, такой, как вы есть… Не изображайте сверхъестественно мужественную героиню.

— Ого-го-го! — послышалось в чаще.

— Ого-го! — ответили мы и стали прислушиваться к отдаленному треску ломающихся сучьев.

Евгений Данилович остановился и положил руку на мое плечо.

— Любите ли вы кого-нибудь? — неожиданно спросил он.

Я настолько растерялась, что не смогла уклониться от ответа.

— Не знаю сама… Не понимаю… Сучья трещали уже рядом.