Маргарет Махи - Пространство памяти

Но Дженин упала — и тут уж ничего нельзя было изменить. После первого потрясения жизнь как будто бы пошла по-прежнему. И хотя Джонни продолжал жить, учиться и взрослеть, ему иногда казалось, что для него все кончилось в тот день. Порой он видел себя лежащим плашмя на земле, придавленным этим событием, словно каменной плитой — он пытался выбраться из-под нее к настоящей жизни, которая ждала его с той стороны.

— А знаешь, Дарт, — как-то небрежно съязвил его приятель, — все говорят: если уж одному из вас и суждено было сорваться, жаль, что не тебе!

Джонни не удивился. Он и сам об этом думал.

"Где я?" — снова спросил он себя, всплывая из воспоминания, не оставлявшего его все эти годы. Ночью оно бывало особенно ясным, хотя одновременно и далеким, словно сон, от которого никак не избавиться, даже если открыть глаза.

Все болело; ощупав опухшее лицо и тело, которые были как чужие, он подумал: уж не удалось ли ему и вправду пробиться сквозь давившую плиту воспоминания, но при этом он вывернул себе руки и ноги и вообще тронулся. Лежа на спине, он глядел сквозь листья в небо, залитое неестественным светом.

Последнее, что он совершенно отчетливо помнил, была надпись "Община Ривенделл". Все, что произошло до того, также вспоминалось достаточно ясно. Он помнил ссору с отцом возле полицейского участка. Помнил, как отказался сесть в машину, пока отец не перестанет его учить, как зашагал прочь, а отец заорал ему вслед: "Ты еще вернешься! Куда ты денешься?" — "Тоже мне предсказатель!" — закричал в ответ Джонни и, пятясь, чтобы не выпускать отца из виду, стал уходить. Потом засмеялся и, повернувшись, быстро исчез в толпе.

Но после ривенделлской вывески в памяти не сохранилось ничего, разве что внезапно возникшее освещенное окно да еще дверь, из-за которой появилась доктор Рут Бенедикта. Он искал Бонни, потому что в голове застряла безумная мысль: она может что-то сказать, хотя что именно ему хотелось услышать — он не знал. Кто-то предложил подвезти его в город — и он на удивление ясно помнил, как пытался пристегнуться.

Джонни медленно сел. Потом поднялся и увидел, что стоит в кустах на треугольном "островке безопасности для пешеходов" в том месте, где шоссе поворачивает через невысокую эстакаду в город и расходится на несколько улиц. Прямо перед ним над крышами и окнами домов вспыхивала и гасла ядовито-розовая неоновая вывеска АЛЬФА. Джонни понял, где находится: так назывался мотель для туристов, возле самого большого торгового центра в городе (полное название было длиннее, но АЛЬФА там присутствовала). Ему припомнилось, как он открыл глаза в чужой машине, где его сморил сон, как, отстегнув ремень, вылез и побрел к стоянке такси, которая располагалась неподалеку на одной из улиц за углом. "Тут, верно, я и отключился", — констатировал он без особой тревоги.

Вокруг простирался город, такой же, как прежде, и все-таки не такой. Джонни почему-то почудилось, что он попал совершенно в иное место и время. Чувствуя себя вконец больным, он сделал шаг... другой... Что-то двинулось вслед за ним, потянуло легонько за ремень — это были наушники от плеера, они свалились у него с головы и волочились следом, цепляясь за кусты. Джонни подобрал наушники и хмуро глянул на них. Он смутно помнил, как его выворачивало в этих кустах, но наушники были в порядке. Он напялил их на уши, а потом, повинуясь не столько памяти, сколько какому-то неясному инстинкту, пошарил в темноте под кустами и вытащил оттуда свою широкополую разбойничью шляпу. Плеер был по-прежнему пристегнут к поясу Джонни нажал на кнопку. Ночь взорвалась звуками. Его оглушили музыка и голоса ансамбля.

НОГИ УВОДЯТ ВДАЛЬ.

ГОЛОВА ПУСТА.

ВСЕ СОЖГИ КРУГОМ.

НИЧЕГО НЕ ЖАЛЬ.

— Что происходит? — крикнул он городу. — В чем дело?

ИДИ, ИДИ, ИДИ, — пели голоса.

БЕГИ СКОРЕЙ ОТСЮДА.

УШЕЛ, УШЕЛ, УШЕЛ...

И Джонни побежал, решив положиться на магию случая. С этой минуты указателями для него станут случайные вывески, надписи на стенах, рекламы, названия улиц... Тут он остановился и неуверенно посмотрел на тыльные стороны своих ладоней. "Нас ведут знаки", — сказала ему как-то Бонни. Он положится на знаки, которые предлагает ему город. Может, они и выведут его на нужную дорогу.

Однажды он случайно услышал, как Бонни говорила Дженин: "Убежать из дому! На самом деле это ведь значит: убежать к людям. Понимаешь?"

— Я бе-гу к лю-дям! — произнес он в такт своим шагам.

Он понимал, что надо бы ему домой, в постель, а он вот бежит по пустым улицам. Через час, через десять минут, в любую секунду он почувствует, что больше не может двигаться, и скажет себе: "Что я здесь делаю? Я, верно, спятил!" И поползет потихоньку домой.

В ТИШИНУ ОТ ЛЮДЕЙ,

В ТИШИНУ, —

пел ансамбль.

"Заброшен в тишину", — прошелестел голос Бонни. Только голос принадлежал ей — слова были его. Хотя Бонни куда-то исчезла сразу же после смерти Дженин, отзвуки ее слов, ее мыслей не оставляли Джонни, изменяя речи людей, а порой и реальность.

Он свернул на незнакомую улицу — сначала шли приличные магазины с освещенными витринами, но постепенно их заменили лавки поменьше и победнее; они гораздо больше соответствовали настроению Джонни, который чувствовал себя вконец измученным, грязным, больным. Спазмы тошноты волнами подступали к горлу, то и дело приходилось останавливаться, прислоняться лбом к прохладному стеклу ближайшей витрины и выжидать, пока тошнота наконец не отступит.

Бонни была лучшей подругой Дженин; даже когда Дарты переехали в Колвилл, они не потеряли связь, навещали друг друга после школы, а в праздники приезжали погостить. В девять лет, когда Джонни как раз перешел в новую школу, он начал вместе с Дженин выступать в рекламной передаче по телевизору, что сразу сделало его весьма заметной фигурой. Прежние друзья остались на другом конце города, и чуть не целый год, вместо того чтобы играть с товарищами после уроков, он таскался за старшей сестрой и ее подружкой по муниципальному заповеднику, со скал которого открывался вид на море. Заповедник назывался "Скалы над морем". Если Бонни была пифией, придумывавшей всякие истории и имена, то Дженин была режиссером, превратившим весь заповедник в сцену, на которой они разыгрывали разнообразные приключения.

Начинали они неизменно с одного. Вылезали под знаком "Опасно!" за цепь, ограждавшую тропу, и спускались по склону, пока не ступали на выступ, узкий, как коньковый брус на крыше. Крутой каменистый склон круто обрывался вниз, к острым скалам - вокруг ничего, кроме неба, чаек под ногами и моря, бесконечно вздыхающего и негодующего внизу. Лишь пробежав по выступу скалы, они начинали свои ритуальные игры. Влезали на деревья — всегда в определенной последовательности и в определенном порядке. Качались над ручьем на веревке, привязанной к ветке высокой ивы. Придумывали заклинания, пароли и тайные имена друг для друга.