Виктор Лихачев - Возвращение на Мару

— Это же здорово! Давай предположим, что все вокруг — это наше царство. Или нет — княжество. Все эти поля, леса…

— Не смейся. Это же игра. Посмотри, такая красота кругом, а у них все без названия. Спасибо, что хоть озеро не оставили безымянным. Но, согласись, Лушкино озеро — не звучит, Холодное — как-то мрачно очень.

— Соглашаюсь. А ты знаешь, дочь, мне нравится ход твоих мыслей. Но ты даже не подозреваешь, в какие ты глубины… — не подберу слово…

— Залезла?

— Вот именно! Помнишь, в Библии, как Господь дал человеку почувствовать, что именно он — главное Божье творение и что именно он ответственен на земле за все, что создал Бог? — И я достал с полки Священное писание. — Это в самом начале. Вот, глава вторая: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей».

— Очень все сложно, папа.

— Наверное, ты права. Просто я подумал, что вся эта безымянность вокруг здешних людей — совсем не случайна. У человека исчезла та живая связь с землей, животными, птицами, что была раньше…

— О чем ты задумался? — тихо спросила Маша.

— Вспомнил один случай. Как-то в Сердобольск пришел лось. Он был ранен. Представляешь, дикий зверь, а тут взял и пришел к человеку, словно чувствовал, что тот может ему помочь.

— Наверное, лосю страшно было?

— Конечно. Животные живут инстинктами, а инстинкт самосохранения один из самых сильных.

— Ему помогли? Я видела по телевизору подобные случаи: сначала зверя надо усыпить, потом…

— Нет, дочка. Его добили. А потом с окрестных домов бежали люди с тесаками и ведрами…

— С тесаками и ведрами? Зачем?

— За мясом, дочка, за лосиным мясом.

— Не надо мне было… Эх! Все, все, отвлекись, давай лучше вернемся к началу нашего разговора. Завтра мы будем не просто изучать окрестности, мы будем давать имена всему здесь сущему. А начнем с озера.

— Почему с озера?

— А мне тоже не нравится его нынешнее название.

— Я предлагаю…

— Стоп, не спеши. Называть-то будем не на день или неделю — на века. Надо к этому подойти серьезно и основательно. Согласна, княжна?

— Согласна.

— Слушай, дочь, давай перекусим, остынем и будем думать, что делать дальше.

— Согласна. Оказывается, это совсем не простое дело — именовать. Особенно когда тебя не хотят понимать.

— Ах, это тебя не хотят понимать?

— Конечно. Скажи, чем тебе Златоструй не понравился?

— Господи! Неужели ты не чувствуешь, как это название отдает чем-то нереально книжным. Златоструй!

— Златоструй. Красиво.

— А ты представляешь это слово в устах, скажем, бабки Настены: «Я вчерась зверобой собирала аккурат напротив Зласто… Зласто… тьфу ты, — ручья, одним словом».

— Здорово ты ее показал! Думаешь, название слишком искусственно?

— И это тоже, дочка. Живи мы в эпоху классицизма, когда в моде было все, что связано с Древней Грецией, — твой вариант пришелся бы кстати.

— Но ведь ты никакого не предлагаешь!

— Видишь ли, в чем дело, у меня появилось чувство, что мы отнеслись к жизни на горе чересчур легкомысленно.

— Но это же игра!

— Игра-то игра, но… Мы ведь почти ничего не знаем об этой земле. Может, у ручья есть своя история, свой характер. А мы пришли и сразу с бухты-барахты: будь Златоструем.

— Что же делать?

— Общаться с людьми, думать, искать… А что пока имеем? Даже не знаем, почему Мареевка зовется Мареевкой.

— А как мы можем узнать, если они сами не знают, почему их деревня так называется. Смирновы и Егор Михайлович мне рассказали о том, что лет триста назад здесь поселился казак Марей, поэтому деревню так назвали. А тетя Валя говорит, будто жила здесь красавица Марья, Марейка, которую взял в жены местный помещик. Она умерла молодой, и этот помещик, безутешный от горя, назвал ее именем деревню.