Виктор Лихачев - Ангелы уходят не прощаясь

— Вы в редакцию?

— Да.

— Там никого нет. Уже пять часов.

— В мои годы мы из редакции уходили затемно.

— В мои тоже, Арсений Васильевич.

— Мы знакомы?

— Нет, просто я здесь корректором работаю.

— Понятно. Что ж, будем считать, что вот так постепенно я познакомлюсь со всей редакцией «Энской зари». Вас зовут…

— Галина. Галина Аркадьевна.

— Очень приятно.

— Мне тоже. Простите, руки вам подать не могу.

— Это вы меня простите, — спохватился Арсений, — позвольте я вам помогу. Такая хрупкая, разве можно такие тяжести таскать?

— Так больше некому. Сегодня у нас наконец-то зарплату дали, пятница, сами понимаете…

— Не совсем, Галина Аркадьевна.

— В Энске это главный рыночный день. Вот я и затоварилась по полной.

— Послушайте, — Арсений сделал еще одну попытку взять у женщины свертки, — давайте ваше богатство, обещаю, все будет в целости-сохранности. Я провожу вас.

— Никогда и ничего не обещайте, Арсений Васильевич. Приятно, конечно, что заезжие писатели такие джентльмены, но боюсь, сейчас от яиц, купленных мною, останется месиво.

Они вышли на улицу.

— Не передумали?

— Нет.

— Тогда нам в ту сторону.

— Здорово! И мне тоже туда.

— Я знаю, Арсений Васильевич. Монастырь от моего дома совсем недалеко.

— Про монастырь тоже в газете писали?

— У нас же маленький город, да к тому же…

— Что?

— Вы недавно с Володей Орловым встречались…

— Ясно.

Они какое-то время шли молча.

— Тяжело? — нарушила молчание Галина. — Может, что-нибудь я понесу?

— Обижаете. Или заезжие писатели не мужчины?

— Не обижайтесь. Я сама заезжая. Жила в большом областном городе, много лет работала журналисткой. Стихи писала.

— Стихи?

— А что, не похоже? — женщина засмеялась, только очень горьким был тот смех.

Покровский смутился.

— Простите, я…

— Да все правильно. При слове поэтесса, кого обычно представляют? Ахматову, Цветаеву, Ахмадулину. Разве не так?

— Так, — согласился Арсений.

— А тут тащит тетка кучу сумок. Поэтесса… А между прочим, в голосе Галины послышались гордые нотки, — я член Союза писателей России, у меня сборники выходили…

— Галина Аркадьевна, я не хотел вас обидеть…

— Это вы меня простите. Завелась. Наверное, просто живет в душе обида.

— На кого?

— Не знаю. На жизнь, наверное, а может, на себя. В середине девяностых осталась без работы. А дочка на выданье. Вот я и продала свою двушку. Часть денег ушли на подарок Машке, дочери. Родители жениха тоже помогли, вот они себе однокомнатную квартиру справили. А на оставшиеся деньги купила себе дом в Энске. Правда, не совсем дом, а часть дома…

— Можно спросить? А почему в Энске?

— Здесь моя подруга живет, мы с ней еще с институтских времен дружим. Лариса Ивановна Мишина, не слыхали?

— Нет.

— Она у нас заместителем редактора работает, вот оказала мне протекцию.

— А почему только корректор?

— За бюджетные места у нас в Энске люди стараются держаться. Не велики деньги, зато верные. Если есть огород или дача, то выжить можно.

— А просто жить?

Они остановились.

Галина вновь посмотрела на него своими огромными и грустными карими глазами.

— Честно? За всех не отвечу, у меня это получается неважно… Устали?

— Честно? Есть немного. Очень мало в последнее время спал. Сейчас как завалюсь суток на двое…

— Тогда пойдемте короткой дорогой. Как здесь говорят, задами.

— Галина Аркадьевна, — когда они двинулись дальше, спросил спутницу Покровский, — так я не совсем понял: вы полдома купили?

— Хорошо бы. Четверть.

— Не понял…

— Моя собственность — четверть дома, причем, очень старого. Зато большого. Полдома занимают москвичи. Мои апартаменты — первый этаж во второй половине — две комнаты, кухня, кладовая…

— Удобства на улице?

— Разумеется.

— Газ?

— Слава Богу, баллоны привозят аккуратно. А вот отопление печное. Да все нормально. Другие живут, почему я не могу? Так, о чем мы? Ну, а надо мной живет одна семья. Молодые ребята, очень симпатичные, Ира и Миша. У них есть сын, Тихон. Может, сегодня познакомитесь. Это просто чудо. За ним надо просто ходить и записывать. Что ни фраза, то перл. После того, как первый раз в детский сад пошел, дома его спрашивает отец: «Как тебе воспитательница?» — «Не переживай, папа, — молодая, красивая», — отвечает.

— Неплохо!

— А вот и он, собственной персоной.

Зады, похоже, кончились, и они вышли к дому Галины Аркадьевны, но вышли не со стороны улицы, а со стороны реки. Они прошли сад. Залаяла собака.

— Не бойтесь, Арсений Васильевич. Это Дозор, лучший друг Тихона. Пес добрый, но свое дело знает.

— Тиша, — обратилась она к кудрявому светловолосому малышу, с любопытством глазевшего на Покровского, — успокой дружбана. Кстати, ты далеко на ночь глядя собрался?

— К Наташе. Она мне будет книгу читать. Интересную. — После этих слов он подошел к огромной лохматой собаке и топнул ногой:

— Дозор, хватит! Свои.

Удивительно, но собака, которая была в холке выше мальчика, повиновалась и, загремев цепью, отправилась в свою конуру.

— Ну, вот, мы и пришли, Арсений Васильевич. Даже не знаю, как вас благодарить.

— Скажете тоже…

— А хотите, я вам стихи почитаю.

— Что, прямо здесь?

Она засмеялась. И в первый раз за все их знакомство, Покровский не услышал горечи в ее смехе.

— Вы посмотрите, какая я сегодня богатая, сейчас что-нибудь придумаем.

— Спасибо, но давайте в другой раз. Устал, правда. Давайте я уж до самого конца ваше богатство донесу, а потом пойду.

— Что ж, ловлю на слове. Буду ждать.

Все это время Тихон не отходил от них ни на шаг. В «четверть» Галины Аркадьевны был отдельный вход. Мальчик зашел к соседке будто к себе домой.

— А какой-нибудь завалящей конфетки у тебя нет, теть Галь?

— Это почему завалящей?

— Не обижайся. Это чтоб ты не подумала, что я нескромный. Я любой конфетке буду рад.

И только получив гонорар за спасение незнакомца от Дозора, Тихон удалился со словами:

— Пошел я, а то Наташка заждалась.

— Пойдемте, Арсений Васильевич, я покажу вам, как до монастыря быстрее дойти.

Они вышли к дому с другой стороны.

— Что, не царские хоромы? — спросила Галина Аркадьевна писателя.

— Так меня дальше кухни не пустили…

— Ах вы бессовестный!

— Может, это маскировка, а внутри — царские хоромы. Шучу, я шучу! Я видел иконы и много книг, что человеку еще надо, если есть крыша над головой.

Они замолчали.

— Что ж, давайте прощаться, Галина Аркадьевна.

Вместо ответа женщина посмотрела немного в сторону, будто что-то увидела там, вдали. А потом тихим, с легкой хрипотцой голосом, стала читать стихи:

Веревка от березы до осины.