Петр Незнакомов - Рассказы

Свернув вправо на поросший травой ухабистый проселок, я подъехал к самому озеру, выбрал место поровней, остановил машину и начал стаскивать с багажника вещи. Сегодня я не собирался ловить рыбу — надоело; с тех пор как я стал сюда приезжать, каждый день рыбалка да рыбалка, в конце концов это не может не наскучить. К тому же со стороны плотины подул сильный ветер, все озеро избороздили торопливые мелкие волны, казалось, вода спешила в укромные заливы, где ветер оставит ее в покое. В такую погоду рыба, как известно, не клюет. В такую погоду приятнее всего грести, сидя в легкой лодке, всем телом ощущать прохладу озера, вдыхать напоенный влагой и запахами мокрых трав воздух и ни о чем не думать — просто забыть на часок-другой тревоги и волнения, которыми полон наш безумный двадцатый век.

В этот ранний час по берегу залива бродили двое мальчишек. Завидев машину, они тотчас же пустились за нею следом, потом уселись на меже метрах в десяти от нее и, сунув по травинке в рот, стали сосредоточенно следить с каким-то насмешливым деревенским любопытством за каждым моим движением. Я был для них редкой птицей, как-никак из самой Софии пожаловал (они это установили по номеру машины), к тому же я выгружал на траву какие-то диковинные предметы, которые они видели впервые. Стоило посидеть тут (все равно делать нечего) и поглядеть, что же будет дальше.

Один из мальчишек, более рослый, белобрысый и веснушчатый, в длинных протертых штанах, казался каким-то совсем неприметным — ни запомнить его не удается, ни тем более описать — таких тысячи. Просто нечего описывать — одни веснушки, а посередине курносый нос. Другой, поменьше ростом, судя по всему, был цыганенок, на его коротких выгоревших штанах четко вырисовывалась большая коричневая заплата, волосы спутались, а босые ноги были до того грязные, что казались не черными, а скорее зелеными. А вот глаза у него были веселые и живые, они с ненасытным любопытством непрерывно шарили тут и там, эти черные цыганские глаза, которые, простите меня за банальное сравнение, действительно были похожи на маслины.

— Знаешь, что дяденька делает? Лодку сгружает, браток, — сказал цыганенок.

— Пошел ты!… — махнул рукой веснушчатый. — Сказал бы палатку — это еще куда ни шло.

Пришвартовался тут и сейчас всю рыбу переловит.

— Лодка, тебе говорят. Он и на прошлой неделе приезжал с нею, но тогда я был на том берегу. Видел, как он плавал на ней. Лодка что надо, длиннущая, метров пять, а то и десять. Славная лодочка. Прямо как настоящая, вся голубая…

— Хватит врать. Ну где ты видел голубую лодку?

— Спроси, если не веришь, — обиделся цыганенок.

— Делать мне нечего, сейчас побегу спрашивать, — заметил веснушчатый паренек и с равнодушным видом стал жевать травинку. И все же он был весь поглощен тем, что я делал.

Содержимое мешков я вытряхнул на все еще зеленую мягкую траву и раскатал прорезиненную обшивку лодки.

— Видал! — оживился цыганенок.

Его веснушчатый друг слегка привстал. Ему не очень нравилось, что цыганенок оказался прав, но скоро мальчишеское любопытство вытеснило в нем все остальное.

— Обалдеть можно, сколько всяких фиговин! — вырвалось у него. — И все они пригодятся?

— Все до одной, — ответил цыганенок.

Похожие на маслины глаза его блестели. Он, казалось, гордился мной, а о лодке говорил так, будто она принадлежала ему.

— Идите-ка помогите мне, ребята! — сказал я.

Цыганенок тут же вскочил на ноги и, выплюнув травинку, кинулся ко мне. Веснушчатый нерешительно последовал за ним, он как будто не верил моим словам, и весь его вид как бы говорил: «От этих горожан всего можно ждать». Подойдя к разостланной обшивке лодки, он потрогал ее босой ногой.

— Я в такую не сяду.

— Потому что ты трусишь, — заметил цыганенок.

Из-за невысокого густого ивняка показался дед Марин — охрана водохранилища, — босой, с подвернутыми по-рыбацки штанинами и с большой палкой за плечом, гладкой от длительного употребления.

— Добрый день! — поздоровался он. — Опять приехали кататься? А где же ваш товарищ?

— Остался в Хисаре. Дела у него, — пояснил я.

— Ничего, один управишься, — согласился старик. — Вы, софийцы, чудной народ. Вам бы только бездельничать. А вы что тут делаете! — крикнул он вдруг на мальчишек, словно только сейчас их заметил. — Ну-ка, марш отсюда! Чтобы духу вашего тут не было!

Цыганенок с мольбой во взгляде посмотрел на меня.

— Это я их позвал, — сказал я. — Помощники мои.

— Ах вот оно в чем дело! — недоверчиво бросил старик. — Что ж, пускай помогают, раз уж тебе без них не обойтись… Только смотри, как бы они тебя не обокрали… Скоро из-за них ни одной рыбешки в озере не останется. Ну-ка, выворачивай карманы! — снова крикнул он.

— Кто, я? — спросил цыганенок и на всякий случай отошел подальше от сторожа.

— А кто же еще! Чего дурачком прикидываешься.

Цыганенок сунул руку в карман и вывернул его наизнанку.

— Другой! — рявкнул сторож.

Цыганенок вывернул и другой карман. И он был пуст.

— С утра до ночи тут толкутся, покою от них нет, — обратился старик ко мне. — Особенно с той поры, как их распустили на лето. Бездельники!.. Ну, мне пора… Вам-то что, а я…

Он пошел к бараку, чья крыша краснела над зарослями ивняка.

— Сейчас зароется в сено и… — заметил цыганенок. — Сторож называется… Так что нам делать, дядя?

Мы начали собирать лодку. Цыганенок отличался живостью и сноровкой, он все быстро схватывал и действительно помогал мне. Веснушчатый все еще топтался в сторонке. Какая-то глупая гордость не позволяла ему взяться за дело, хотя, судя по всему, ему тоже не терпелось все потрогать руками, особенно эти загадочные детали: стоит их собрать — и, наверное, получится чудо из чудес.

— Всему свое место, верно, дядя? — с восхищением сказал цыганенок, когда мы начали устанавливать деревянные распорки. — И два сиденья получается… Мать родная, и две спинки!.. Сиди себе удобненько… как министр. Дали бы мне, сам бы ее собрал, до того наловчился.

— Только давать никто тебе не собирается, — ехидно вставил веснушчатый.

— Довольно болтать! — одернул я мальчишку. — Нечего тебе торчать тут без дела! Хоть гайки завинчивай!

— Он тебе назавинчивает, — съязвил цыганенок. — Такой недотепа…

— Заткнись! — огрызнулся веснушчатый. — Один ты все умеешь!

Я бросил ему мешочек с гайками. Он замялся, затем достал из мешочка гайку, завинтил ее куда следовало, и злости его как не бывало.

Наконец сборка закончилась. Лодка лежала на траве у наших ног — длинная, голубая, красивая, как детский сон. Оставалось укрепить алюминиевый руль.