Петр Незнакомов - Удачный эксперимент

Петр Незнакомов

Удачный эксперимент

Недавно, ну а если уж быть совсем точным, с полгода назад, решил я провести эксперимент. Нарочно взял да и написал пустяковину, что-то вроде повести или маленького романа, из тех, что напоследок принято называть "серым потоком". Нужно сказать, что далось мне это совсем нелегко. Я думал, что, сев за машинку, я тут же, как это делают многие мои коллеги, что-нибудь выдам. Но на деле все оказалось намного сложнее. Во-первых, человек я талантливый и, сев писать, просто не могу удержать свой талант, он буквально потоком изливается на бумагу. Банальные и бледные, высосанные из пальцев образы мне даются с большим трудом. Что бы я ни описывал, все выходит у меня сочно, полнокровно и жизненно правдиво. Я умею блестяще развить сюжет, мастерски привести его к эффективному финалу. Ну а всякие там детали, подробности... Ну да, впрочем, все вы читали мои произведения и имеете представление о моих возможностях. Так что мой эксперимент доставил мне немало хлопот. Но когда у тебя сильная воля и железная творческая дисциплина, можно горы своротить. В общем, замысел свой я кое-как реализовал.

Получилось неплохое, можно сказать даже очень интересное серенькое произведеньице на сельскую тему. Я нарочно выбрал эту тематику, так как ничего в ней не смыслю. Человек я сугубо городской и на селе бываю только, когда там режут свинью или бродит молодое вино.

Сейчас я вам расскажу, в чем суть моего эксперимента. Я надумал предложить свой опус какому-нибудь издательству и, потирая руки, ждать, пока редакторы поймут, что это серость, или же, принимая во внимание мое имя, блестящие литературные успехи и, не в последнюю очередь, мою должность, притворятся глухими и слепыми и сдадут его в печать.

Но прежде чем осуществить эксперимент, я решил провести его в узком кругу близких друзей. Пригласил на ужин трех-четырех критиков (из тех, что обычно хвалят меня и, следовательно, числятся моими друзьями), двух-трех коллег, верных мне, несмотря на все превратности и бури литературной жизни (в некотором роде они считаются моими подчиненными), ну и, конечно, нескольких окололитературных дам для колорита. Мы, как водится, выпили, поели, рассказали друг другу последние сплетни. Потом я попросил внимания и, предвкушая удовольствие от эксперимента, достал из папки свой опус. Воцарилась гробовая тишина, и я начал было опасаться, что они разгадали мой замысел. Однако после финальной тирады гости бурно зааплодировали. Я внимательно оглядел своих гостей. Не верилось, что они такие прекрасные актеры, такие умелые притворщики. А они хлопали, кажется, совсем искренне. Мой недоносок явно понравился им. Но если они не лицемеры, значит, они начисто лишены художественного вкуса, не имеют необходимого эстетического критерия. Боже мой, с кем я дружу, каких, мягко выражаясь, типов приглашаю к столу, привечаю хлебом-солью!

После непродолжительного, вполне естественного в таких случаях молчания гости стали излагать свое мнение. Словно сговорившись, они на все лады расхваливали моего недоноска. Чего только я не услышал от них! Процитирую лишь то, что особенно запомнилось: этап в разработке современной сельской тематики; новый вклад в изучение психологии крестьянина в эпоху научно-технической революции и т.д. и т.п. А один из гостей даже сказал, что в своем последнем и самом зрелом произведении мне удалось интегрировать прозу, поэзию и науку, что все это сопричастно, именно так он и вы-разился, самым актуальным проблемам, которые решает сейчас наше общество. Один из коллег обнял меня и, трижды поцеловав (я и вообще не люблю лобызаться с коллегами, а на этот раз мне было просто-таки противно), прошептал, что если раньше только подозревал во мне исключительное дарование, то сейчас окончательно в этом убедился.

Мне хотелось вскочить, снять со стены плеть (она висит там для украшения) и подобно Христу выгнать из дома всех этих лжецов и лицемеров. Но я заметил, что жене моей (она не была посвящена в мой эксперимент) приятны все эти дифирамбы, а молодая жена одного из моих сослуживцев, к которой я проявлял естественный в моем возрасте интеpec, не сводила с меня глаз. Пришлось сдержать свое возмущение, так что остаток вечера прошел во взаимных объяснениях в любви и уважении.

Лежа в кровати, я опять вспомнил ужин и опять вскипел от негодования. Но где-то в глубине души заговорил подленький голосок. Он все настойчивее нашептывал, что я мог ошибиться и, несмотря на старания, действительно создать что-то талантливое и сильное, и как говорили на ужине... внести вклад в изучение психологии современного крестьянина. Талант ведь как насморк, его не скроешь, не спрячешь. Может, он и сейчас сыграл со мной злую шутку и я напрасно обвиняю друзей в лицемерии и отсутствии художественного вкуса.

А впрочем, вес это глупости! Я ведь знаю. какую ахинею написал, как придумывал разные банальности и схемы, как радовался, что посмеюсь над всеми. Повернувшись на другую сторону, я попытался уснуть. Завтра, когда я принесу рукопись в издательство, все встанет на свои места. Там работают люди знающие, обладающие высокими художественными критериями. Они сразу поймут, в чем дело.

Утром я позвонил в издательство знакомому редактору и сообщил, что досрочно закончил рукопись, которую планировал на конец года. Он так искренне обрадовался, так тепло благодарил меня за то, что я не нарушил издательского плана, что мне стало не по себе. Мы договорились о встрече, и я отнес ему свое творение. На прощание он так долго тряс мою руку, что я, право, почувствовал себя неловко. Все это время меня не покидала мысль: интересно, как же ты запоешь, когда прочитаешь мой опус. Я с нетерпением ждал, что будот дальше. И вот через неделю дома зазвонил телефон. Я снял трубку и, услышав голос редактора, испытал неприятное чувство - что-то он скажет сейчас. Пожалуй, отчитает как следует за неуместные шутки с солидным учреждением. Как бы не так! Мне просто неудобно повторять перед читателями, что я услышал. Ну в общем, меня благодарили от имени директора за талантливое произведение, за правдивое отображение современной действительности. И так далее и тому подобное. Прервав поток егословоиз-лияний, я спросил, может, он имеет в виду какую -нибудь другую рукопись. В ответ редактор, отечески пожурив меня, сказал, что наши писатели унаследовали у тесняцкого прошлого чрезмерную скромность, что порой мешает им чувствовать себя авторами европейского масштаба. Ну, сказал я себе, это уж слишком и собрался было раскрыть свою тайну, но что-то меня остановило, как говорится, на полуслове. С одной стороны, любопытно - как будут развиваться события дальше, а с другой, если говорить откровенно, все эти хвалебствия мне были не совсем неприятны. Так уж устроен наш брат, писатель. Знает, что не заслуживает похвалы, но сидит в нем какой-то подлый чертенок, который дергает самую чувствительную струну. Как бы то ни было, смолчал я и на этот раз.