Валерий Приемыхов - Двое с лицами малолетних преступников

«У хорошего человека папу Адольфом не назовут», — подумалось вдруг. Она пристально посмотрела на него. Шиш забегал глазами. «Шиш, шишок, анчутка», — припоминала Тихонша. Так в деревнях называют некрупных чертей. «Приехали!» — сказала она самой себе. Напротив нее сидит человек… Она о нем ничего не знает… Притащился в такую даль… Шиш завертелся под ее тяжелым взглядом. Казалось, он читал ее мысли. «Что ему от меня надо? — затосковала Тихонша. — Что с меня взять?!»

— Ладно, — хрипло сказал Шиш, — ухожу…

Глаза прятал. Пот выступил у него на лбу. «Знает!» — оглушительно подумала Тихонша. Этот головастик-прорицатель и пожарник знал, кто и зачем был у нее в доме! Он пятился к двери, не спускал с нее глаз, будто боялся, что ему выстрелят в спину. «Он!» — кричало у Тихонши в мозгу. Он сам и залез к ней в дом!

Шиш захлопнул за собой дверь. Тихонша видела, как он трусцой пробежал мимо окон.

— С ума схожу! — громко вслух сказала она.

В этом году Гриша занимал самое лучшее место в Париже — трансформаторную будку. Отличное жилье с крышей и железной дверью, которую можно было закрывать на замок. Все стояло на своих местах — большой диван со свалки, где прошлой ночью спал Винт, пружинный матрац на полу, ящик вместо стола, на нем стаканы и помятый, но не дырявый хороший чайник. Винт с Кухней переглянулись. Дверь была не закрыта. Гриша здесь не появлялся.

Давным-давно, когда раскручивалась история с постройкой Комбината, по улице гоняли стадо. Каждую весну откуда-то появлялся пастух Гриша — злой, волосатый, глухонемой. С виду он походил на ненормального, но коров пас хорошо. Хозяйки говорили:

— Ага, ненормальный, попробуй ему в срок деньги не заплати, он тебе покажет ненормального!

Из его десяти слов еле-еле узнавалось одно. Звуки у него звучали, как под водой: задумывались в голове правильно, а пока доходили до губ, искажались. Так еще бывает, если магнитофон плохо тянет пленку. Но его понимали прекрасно, особенно если он начинал орать, когда, к примеру, хозяйка вовремя не подрежет скотине копыта.

— Ага, дурак, — говорила опозоренная хозяйка, — таких дураков поискать.

Ближние выпасы заняли под строительство Комбината. Стадо распалось, но с первым теплом в городе объявлялся Гриша. И как раньше он следил за стадом, теперь стал смотреть за кладбищем. Помогал ухаживать за могилками, хоронить, приносил стакан, если кто хотел помянуть родственника, а уж во время всяких родительских дней он был самый желанный в любой компании. Никто не назначал его ни на какую должность, никто не платил ему зарплаты. Давали — еду, немного денег. Подчинялись ему, а если чья могила была не прибрана, старались не попадаться на глаза. Гриша мычал укоризненно, грозил пальцем, яростно изъяснялся руками на глухонемом своем языке. И человеку становилось стыдно за свою нечувствительность, лень или беспамятство.

Самое удивительное — у него был паспорт, которым он очень гордился, любил хвастаться. Тыкал в фотографию на документе, потом показывал на себя. На фотографии он был совсем непохожий на себя теперешнего: молоденький, стриженый, не подумаешь, что больной. По паспорту его звали Сергей. Откуда взялось имя Гриша, не знал никто. Гриша и Гриша.

— Тихо! Постой! — вдруг насторожился Винт. — Смотри!

Кухня увидел идущего к будке человека. Незнакомец заметил их, неуверенно остановился. Круто развернулся, пошел обратно к городу.

— Эй! — крикнул Кухня.

Человек убыстрил шаги. Ребята бросились за ним, человек оглянулся и побежал.

— Подождите! На минутку!

Они бы догнали его, человек не очень мог бегать, но у него в запасе было метров пятьдесят, поэтому он успел добежать до деревьев около кладбища и пропал.

— Чего это он? — спросил Кухня.

— Эй! — крикнул Винт.

В ответ прошелестели деревья, и далеко со станции прогудел тепловоз.

— Полный город сумасшедших, — сказал Винт.

Кухня зябко передернул плечами.

— Пойдем, а? А то опять дома попадет…

Они не сделали и трех шагов, их окликнул хриплый голос:

— Эй, вы!

Они вздрогнули, голос раздался совсем рядом. Обернулись — из-за деревьев выступил человек. Тощий, в профиль не видно, в стоптанных ботинках, мятых брюках и заношенном свитере. Обычный бомж, бродяга.

Кухня рот раскрыл от неожиданности — это он вчера пытался убегать от милиции. Наверно, у него привычка была такая — на всякий случай убегать.

— Вы чего? — спросил тощий. — Что вам надо?

— Ничего, — сказал Кухня.

— А зачем вы за мной гнались?

— Мы Гришу ищем… глухонемого…

— Зачем?

— Он нам приятель, — сказал Винт, — мы его ищем, а он потерялся куда-то. Вы не знаете?

— Может, знаю, а может, не знаю, — загадочно сказал человек. — У вас деньги есть?

— Нету, — сказал Винт. — Откуда у нас? — Он не узнал тощего — вчера с его места было хуже видно, чем с Кухниного.

— Есть! — сказал Кухня.

— Не ври! — Винт толкнул его локтем в бок.

— Я отдам, — сказал тощий, — клянусь. Честно! Приходите сюда завтра. Я вдвойне отдам!

— Молчи! — прошипел Кухня Винту.

— Отдаст он, как же!

Кухня рассчитал все правильно. Через двадцать минут они оказались в «шалмане». Было такое заведение неподалеку от вокзала. Попросту — пивная для не очень требовательных людей. Требовательные сидели и пили пиво в баре с официантами, а на дверях стоял швейцар. С другой стороны к бару был пристроен обширный навес, под ним — два ряда высоких деревянных столов. Люди опускали монету в автомат, получали свою порцию пива и пили стоя. Новый знакомый пристроил их на освободившееся место у длинного стола, сказал:

— Не пускайте никого!

Исчез, растворился в дымном от табака воздухе, пропал среди одинаково раскрасневшихся лиц.

— Занято! — сказал Кухня, когда перед его носом чья-то рука поставила две полные кружки.

Он сначала сказал, а уж потом обернулся и втянул голову в плечи — громадный верзила смотрел на него сверху вниз. По глазам этого орангутанга видно было, как ему хочется вылить обе кружки Кухне за шиворот.

— О, блин, компания, — сказал Винт, озираясь по сторонам, — вот бы Лину Романовну сюда…

Вернулся их тощий знакомый с кружкой пива в одной руке и полстаканом водки — в другой. Они освободили ему место у стола. Оборванец не стал терять время. Махнул водку, запил пивом. Предложил пиво сначала Винту, потом Кухне.

— Не пьем, — сказал Кухня.

Тощий не слишком огорчился, сделал хороший, в половину кружки глоток, облокотился на стол, достал сигареты. То ли он был слабый, то ли не ел давно — хмелел на глазах с каждой затяжкой.