Нина Бодэн - Сбежавшее лето

Он тотчас перестал дрожать, словно понял ее.

— Как тебя зовут? — быстро спросила она и, показав на себя, сказа­ла: — Меня зовут Мэри.

Но мальчик молча смотрел на нее, а потом вдруг начал плакать. Из его сливовых глаз по крыльям носа бесшумно бежали слезы, блестящие и густые, словно капли ртути. Будто из сломанного градусника, подумала Мэри.

Саймон уже давно вылез из-под кабины и звал ее.

— Не плачь, — сказала Мэри, — и не бойся. Я вернусь. Я обяза­тельно приду.

Саймон, по-видимому, был прав, утверждая, что мальчик не понимает по-английски, а потому, стараясь успокоить его, добавила нараспев, словно он был дикое животное или младенец:

— Я тебя в беде не оставлю.

Ей хотелось обнять его и крепко прижать к себе. Такой он был ма­ленький, такой худенький...

— Мэри... — еще раз позвал Саймон, и она выползла из-под ка­бины.

— Я купил ему леденец,— сказал Саймон.— Услышал, что проезжает тележка со сладостями, и купил.

Мэри смотрела на него сощурившись, потому что после тьмы под кабиной свет на берегу был слишком ярким.

— Пусть поймет, что мы ему не враги.

Леденец был завернут в бумагу. Мэри снова залезла под кабину и ки­нула его мальчику. Он перестал плакать и с минуту смотрел на нее, а по­том, протянув коричневую руку, схватил леденец, развернул его и откусил кусок, так и не отрывая глаз от ее лица.

— Ешь,— посоветовала Мэри.— Леденец вкусный.

Он откусил еще кусочек, и его вырвало. Мэри, зажав нос, выползла из-под кабины.

— Его вырвало,— объяснила она.— Пахнет жутко.— Ей показалось, что и ее вот-вот вырвет.— Что нам делать?

— Я об этом и думаю,— ответил Саймон. И помолчав, добавил: — Но пока еще ничего не придумал.

— Ему нужно умыться,— сказала Мэри и, взяв из кабины ведро, по­шла к морю.

Ярко-красное солнце уже совсем спустилось к горизонту, и прохлад­ный ветерок ворошил воду. Мэри набрала полное ведро.

— Давай побыстрее что-нибудь придумаем. Иначе он простудится, ес­ли пробудет там всю ночь.

— Слушай, вылезай! Мы тебя не обидим! — наклонившись, крикнул Саймон.

— Он, наверное, боится тебя,— сказала Мэри. Саймон выпрямился.

— Вполне возможно. Позови его ты. Ты девочка и меньше меня, мо­жет, он не будет так бояться.

— Сейчас,— ответила Мэри.— Только сначала надо решить, что с ним делать.

«Может, взять его домой?» — подумала она, но тотчас отказалась от этой мысли. Тетя Элис становилась, по выражению дедушки, «сама не своя», если кто-нибудь приходил просто к чаю.

— А ты не можешь взять его к себе? —спросила Мэри.— У вас полно народу. Никто и не заметит, если станет одним больше.

— Нет,— ответил Саймон.— Мой папа служит в полиции.— И он по­краснел, словно ему было стыдно в этом признаться.

— Ну и что? Когда я сказала тебе про грабителей, ты назвал меня балдой.

Саймон покраснел еще больше.

— Правильно. Невежественная ты балда. Он нарушитель закона, но не вор. Он нелегальный иммигрант.

Мэри смотрела на него и ничего не понимала.

— Ты что, не поняла? —спросил Саймон.— Даже когда я спросил, читаешь ли ты газеты?

Мэри покачала головой. По правде говоря, она обычно была так увле­чена собой или своими мыслями, что газетные или телевизионные ново­сти казались ей столь же скучными и нудными, как и разговоры взрос­лых.

— Ты хоть знаешь, кто такой иммигрант?—вздохнул Саймон.

— Человек, который приезжает из другой страны, чтобы поселиться здесь. Тут нет ничего нелегального!

— Верно, иногда действительно нет. Многие люди в поисках работы едут сюда или в Америку. Но не всех, кому хочется, пускают. Существует так называемая квота, то есть число иностранцев, которым ежегодно раз­решается поселиться в Англии. Поэтому иногда люди, которые не попали в это число, пытаются проникнуть сюда нелегально. Как, например, те двое. Отсюда недалеко до Франции. Они едут во Францию, а затем на­ходят лодочника, готового за деньги переправить их через Ла-Манш.

— Но он ведь маленький мальчик,— возразила Мэри.— Ему не нужна работа...

— Может, один из этих людей — его отец или дядя.

Нет, не похоже, решила Мэри. Когда они высаживались из лодки, мальчик был так напуган, как бывает, только когда рядом чужой человек. Кроме того, те двое убежали без оглядки, бросив его на произвол судьбы...

— Они, наверное, пакистанцы,— сказал Саймон.— Папа говорит, что большинство из тех, кто высаживается здесь, пакистанцы. А иногда индийцы.

— И что с ними будет?

Саймон пожал плечами.

— Посадят, наверное, в тюрьму, а потом, если документы у них в по­рядке, отправят туда, откуда приехали. Плохо, конечно, потому что они истратили на проезд все свои деньги, но папа говорит, что ничего сделать нельзя. Он говорит...

— Какая несправедливость! — возмутилась Мэри.— Значит, если они не смогут найти работу у себя в стране, то им остается только умереть с голода, верно?

— Отец говорит, что о жалости следует позабыть,— сказал Саймон.— Таков закон. Люди обязаны подчиняться закону.

Он рассуждал так спокойно, словно ему все это было безразлично. Мэ­ри посмотрела на него и почувствовала, что у нее по телу побежали му­рашки. Как она ошиблась в Саймоне! Может, он и вправду способен при­думать, что им делать, но совсем не так, как она надеялась. Разве он за­хочет помочь ей спрятать мальчика, если у него отец полицейский? Нет, он пойдет и расскажет отцу все, как и требуется по закону, и мальчика за­берут и посадят в тюрьму.

— Знаешь, ты лучше уходи,— сказала она.— Забудь обо всем и уходи.

— Что с тобой?—растерянно спросил он.

— Прости, я перерешила. Ты свободен. Я сама позабочусь о нем. Я не хочу, чтобы ты мне помогал.

— Но что ты будешь делать?

— А тебе-то что? —топнула она ногой, почувствовав, что в груди у нее разгорается пламя ярости.— Тебе лучше не знать, правда? Потому что ты можешь оказаться нарушителем своего драгоценного закона, верно? Вдруг я совершу какой-нибудь дурной поступок? Раз ты такой жуткий формалист, тебе лучше ничего не знать!

Углы рта у него как-то странно задергались, словно он пытался скрыть улыбку.

— Но ведь ты сама попросила меня...— попытался объяснить он.

— Я тогда не знала, что твой отец полицейский.

По какой-то непонятной причине этот довод показался ему убеди­тельным.

— Ладно,— сказал он и повернулся, чтобы уйти. Шея у него стала яр­ко-красной.

— Если ты кому-нибудь скажешь,— крикнула ему вслед Мэри,— я тебя убью.

Но он не обернулся.

Она подождала, пока он скрылся из виду, потом, нагнувшись, загляну­ла под кабину и позвала мальчика. Он сидел уже не у дальнего конца, а возле самой ступеньки. Она даже удивилась, застав его так близко. Слов­но он подслушивал.

— Давай вылезай,— сказала она.— Все в порядке. Он ушел.