Нина Бодэн - Сбежавшее лето

— Наверное, испугались,— заметила Мэри.

— Наверное,— кивнул Кришна.— Все получилось совсем не так, как я себе представлял. Я-то мечтал, что первым делом увижу высокие дома и солдат в красных мундирах и меховых шапках. Мой дядя прислал мне та­кую открытку.

— В такую форму одеты только солдаты, охраняющие Бэкингемский дворец в Лондоне,— объяснила Мэри,— где живет королева.

А что бы она думала увидеть в Африке, если бы ей суждено было там очутиться? Львов, наверное, жирафов, куда ни глянь, пустыню и голых негров, потрясающих копьями.

— Должно быть, и Африка выглядит совсем не такой, какой я ее себе представляю,— заметила она.

— У нас очень красиво,— сказал Кришна.— Особенно там, где я живу.

Он с печальной улыбкой посмотрел на Мэри, а потом перевел взгляд на Саймона, который сидел на краю кушетки, опустив глаза. «Обиделся,— подумала Мэри,— или просто не верит Кришне?» Она и сама не понимала, верить ему или нет,— слишком уж много приключений. Но Саймон-то... Сделал бы вид, что верит.

— И зачем только я уехал из дома? — дрожащим голосом сказал Кришна.— Зачем приехал сюда?

Саймон поднял глаза.

— Теперь уже поздно об этом жалеть! Приехал, и все. Нужно только придумать, что делать дальше.

— Можешь не думать!—Кришна спрыгнул с кушетки и гордо вы­прямился, хотя губы у него дрожали.— Мой дядя богатый. Он приедет за мной в «кадиллаке.» Можешь не помогать мне, если не хочешь!

Он топнул ногой, застонал и чуть не упал, но Саймон, вскочив, под­держал его и усадил обратно на кушетку.

— Нога болит...— всхлипнул Кришна, и, хотя в этом уж не приходи­лось сомневаться, Мэри догадалась, что он пожаловался на боль, только чтобы скрыть обиду на Саймона.

К ее удивлению, Саймон тоже, по-видимому, понял это.

— Разумеется, я хочу помочь тебе! Поэтому я и думаю все время, как поступить. Чтобы не наделать глупостей, причинив тем самым неприятно­сти не только тебе, что самое важное, но и самим себе. Если тебя задержат как нелегального иммигранта, тогда нам попадет за то, что мы тебя укры­вали, а мне особенно достанется, потому что, во-первых, эта лавка при­надлежит дяде Хорейсу, который приходится моему отцу родным братом, а во-вторых, мой отец служит в полиции. Ему тоже несдобровать. Кто по­верит, что он ни о чем не знал?

И правда, подумала Мэри, Саймону приходится беспокоиться куда больше, чем ей. Этим и объясняется его подавленное настроение и раздра­жительность.

Но сейчас он как будто немного оживился. Может, то, что он сидел и думал, пошло ему на пользу, потому что голос его теперь звучал уверенно и бодро:

— Ты не сумеешь добраться до Лондона самостоятельно, полиция бы­стро тебя поймает. Но мы можем позвонить твоему дяде и сказать ему, что ты здесь. Пусть он решает, что делать.

Он сказал это так, будто сам придумал. Словно Мэри с самого начала не подала ему эту мысль! Она хотела было рассердиться, но потом решила быть великодушной и лишь улыбнулась про себя.

Кришна тоже улыбнулся.

— У меня нет номера его телефона, но я помню его адрес. Он живет недалеко от Бэкингемского дворца. Улица называется Бэкингем-пэлес-террас, а дом номер четыре.

«У Саймона какой-то странный взгляд»,— подумала Мэри.

— Ты не ошибаешься?

— Вроде нет,— запнулся Кришна.— Его адрес был у меня в запис­ной книжке. Но она вместе с чемоданом осталась во Франции.

— А! — протянул Саймон.

— Мы можем написать ему письмо,— предложила Мэри.

— Писать письмо опасно,— покачал головой Саймон.— Оно может по­пасть в чужие руки. Особенно если...— Он замолчал и покраснел.

— Если у нас есть имя или адрес, мы можем найти номер его телефона в телефонном справочнике,— подсказала Мэри.

— Пожалуй,— согласился Саймон. Он выглядел озабоченным и, вздохнув, добавил:—В лавке должны быть телефонные справочники. Поднимись туда и найди тот, который нам нужен, а я пока займусь его ногой. Я принес из дома эластичный бинт. Если крепко забин­товать щиколотку, то нога будет меньше болеть и он сможет на ней стоять.

— Я бы просил тебя не говорить обо мне так, будто меня здесь нет,—рассердился Кришна. Он лег на кушетку и вытянул ногу.— Можешь за­бинтовать, если хочешь,— добавил он таким снисходительным и любезным тоном, будто он король, а Саймон — один из его придворных.

«Жаль, что он не король,— подумала Мэри,— потому что, будь он ко­ролем, вся эта история стала бы совсем сказочной! Нет, он больше похож на единственного в семье, а потому избалованного ребенка».

— У тебя есть братья или сестры? — спросила она, и мальчики с таким удивлением взглянули на нее, что она не могла не усмехнуться в глубине души.

— Братьев у меня нет. А сестер пять, и мой отец очень опечален тем, что у него только один сын,— ответил Кришна. — А почему ты спро­сила?

— Просто так,— ответила Мэри.

«Пять сестер! — думала она, поднимаясь по лестнице.— Вот почему он так важничает. В Индии женщины прислуживают мужчинам. Сестры Кришны, наверное, крутились вокруг него день и ночь!»

— Письменный стол в углу у окна,— крикнул ей вслед Саймон.

Письменный стол она увидела сразу. В лавке было темно и пыльно — пыль не только лежала на мебели, но и клубилась в лучах света, еле про­никавших сквозь грязное окно. И кроме того, в помещении было еще много такого, что стоило посмотреть в первую очередь. За всю ее жизнь, решила Мэри, ей ни разу не довелось видеть столько собранных вместе интерес­ных вещей. Старая музыкальная шкатулка с крошечными барабанами внутри, которые застучали, как только она подняла крышку; часы, встав­ленные в фасад необыкновенной росписи фарфорового замка с башнями и бойницами; миниатюрная лошадь-качалка с крошечным алым седлом и с кудрявой гривой, сделанной, по-видимому, из настоящих волос; боль­шая старая арфа, которая, когда она провела пальцами по ее струнам, из­дала какие-то пузырчатые звуки, словно на ней играли под водой.

Письменный стол спрятался позади арфы. Это был обычный письмен­ный стол, заваленный бумагами, поверх них лежал стеклянный куб, в се­редине которого плавал странный лиловый цветок. Она подняла куб, он показался ей тяжелым и прохладным. Она посмотрела в него, потом пе­ревернула, и лиловый цветок сначала растекся, а потом снова уменьшил­ся. Она подняла куб к свету и принялась разглядывать через него свою руку: рука казалась огромной, стали отчетливо видны все линии на паль­цах.

Она совсем забыла, что ее могут увидеть с улицы, и, когда в окно посту­чали, с испугу чуть не уронила куб. На секунду она забыла обо всем: чуть не разбила такую прекрасную вещь, которую никто ни за что не сумел бы починить! Но как только она поставила куб на место, ей стало страшно со­всем по другой причине.

На улице возле лавки стоял кто-то и смотрел на нее. По какому пра­ву она проникла сюда...