Юрий Вебер - Когда приходит ответ

— Желаю успеха!

Вадим состроил было рожу ему вдогонку, но, взглянув на Григория Ивановича, угадал: реплик никаких не должно быть.

— А ну, по местам! — скомандовал Мартьянов, подходя к монтажу.

Где это реле, которое он отложил при входе гостя?

Но сегодня у него что-то больше не клеилось. Детали на столе лежали, словно мертвые, чужие, в пальцах были какие-то неподатливые. То противное состояние, которое Мартьянов называл «голова и руки врозь»… Баскин, Баскин! Лучше бы ты и оставался лишь как подпись: «Инж. С. М. Баскин».

Так Мартьянов и протоптался до конца дня над монтажным столом довольно бесполезно. И даже не накидывался на Карпенко, как обычно, из-за какой-нибудь мелочи. Ушел, едва пробило четыре.

Вадим проводил его взглядом и стал собирать инструменты.

Чем же это можно объяснить?

Мартьянов слывет на факультете одним из самых «трудных» преподавателей, иногда резким до невозможности, как было, например, с «комедией вопросов», с которой он покончил весьма решительно; читает он лекции все так же в отрывистой манере, без долгих объяснений, задает упражнения самые немыслимые. А вот все же…

Всем известно, какой был недавно в его группе бунт. Он предложил на лабораторном занятии задачу: расчет распространения волны по длинной цепи, — такую, что почти все сразу положили ручки и отказались решать. Ни в одном учебнике не встретишь ничего подобного.

— А я нарочно сам придумал, чтобы вы не списывали с учебника, — с зверской веселостью сказал Мартьянов и уселся спокойно за кафедру. — Решайте!

Записка с условиями этой задачи переходила потом в соседние группы, демонстрировалась другим преподавателям: «Вы только взгляните!» Была предметом рассмотрения на студкоме. Попала в деканат и цитировалась в стенгазете с грозным намеком: «Кому это на руку?» И больше всех, конечно, волновалась Тамара Белковская — боец за правду и сорванец в юбке.

Ну, всегда вокруг Мартьянова завязывается почему-то клубок осложнений. От них он только и спасался тем, что спешил к себе в полуподвал Центрэнерго, где мог предаваться за экспериментальным столом маленьким электрическим радостям. Хотя и они иногда тоже — ой-ой! — как доставались.

Дело о бунте разбиралось на педагогическом совете. Большинство членов совета было уже достаточно утомлено и, поглядывая па часы, искало примирительного решения. А Мартьянов ударился в принципы. Он так убежденно, горячо и неутомимо входил во все подробности, излагал свои идеальные соображения насчет подготовки и воспитания передовых инженеров, так долго приводил всякие аргументы и контрсоображения, что окончательно довел всех присутствующих до изнеможения. Никто уже просто не имел сил ему отвечать — опять все о том же, сначала. Последнее слово осталось вроде как за ним. Ну и характерец!

А смотрите-ка, все же к нему идут. Он пробежал описок новой группы: знакомые всё лица. И прежний групорг Полунин, и этот медлительный Николай Зубов, и, что удивительнее всего, сама Тамара Белковская… С новосельем вас!

В институте новость. Организована кафедра: кафедра автоматики и телемеханики. Вот как шагает время! И вместе с тем шагнул еще на одну ступеньку Григорий Мартьянов. Он заведующий кафедрой, как вы догадываетесь, доцент, в окружении студенческих списков, лекционных и лабораторных расписаний, учебных программ — всех полагающихся отличий.

Теперь не было уже к его услугам готового курса, кем-то давным-давно составленного, проверенного в многолетних чтениях. Теперь все Мартьянову приходилось создавать заново, самому, на пустом месте. «Основы телемеханики и диспетчеризации управления энергосистемами». Сам сочиняю и сам читаю. Ему предоставлялась полнейшая свобода дать волю своей склонности: обобщать, классифицировать, подводить основы. Тяжкая свобода!

Весь свой опыт, набранный на диспетчерском пункте Центрэнерго, и за экспериментальным столом, и в дискуссиях на комиссии Академии наук, и в собирании своей библиографической картотеки, и в чтении — чего скрывать! — баскинских статей, — весь свой багаж бросил сейчас Мартьянов в котел этого мучительного сочинительства. Первый, пробный курс телемеханики. Без учебников, без каких-либо пособий. Все на полное его усмотрение и на полную его ответственность. Перед кем же ответственность? Мартьянов думал о том, что опять могло ожидать его в аудитории. Те же тридцать пар глаз, настороженных, любопытных и беспощадно насмешливых глаз, перед которыми придется выворачивать плоды своего сочинительства.

Необъяснимо, казалось бы, а к нему на курс по новой специальности потянулись гурьбой. Может быть, тяга к новшеству? Автоматика, телемеханика — мода! Но больше всего потя нулись из его прежней группы во главе с Белковской. И это после всех стычек, после знаменитого «бунта» и после того, что Мартьянов настоял все же на своем, продолжая угнетать бедное студенчество инквизиторскими упражнениями и задачками. Кстати, он и не собирается от этого отказываться, хотя и стал еще на ступеньку солиднее. Что ж, если знаете, на что идете… При случае он готов это подтвердить. Случай не замедлил представиться.

Дни подготовки к курсовому проектированию. Весенняя пора, когда все за окном манит к себе и когда, как назло, студент должен сидеть дни и ночи напролет, отворачиваясь от соблазнов, за листами чертежей, за объяснительными записками. Мартьянов давал на кафедре консультацию. К нему входили поодиночке, расстилали листы. Он выслушивал объяснения, водил по схемам крепким указательным пальцем с пушком рыжеватых волосков. Строгий, неукоснительный палец! Сколько студенческих глаз следили с опаской за его маршрутом! Мартьянов не упускал случая отметить самую ничтожную ошибку, описку, небрежную линию.

Одной из первых была в тот день Тамара Белковская. Она как-то изменилась в последнее время. Стала взрослее, что ли, образумилась. И личико более осмысленное. Еще бы — редактор факультетской газеты, член комсомольского бюро. Но чего она так вырядилась сегодня — на консультацию, словно на бал? И ведь знает наверняка, что ей идет. «Ну ничего!» — угрожающе подумал он.

— Прошу! — указал на стул с холодной вежливостью и, чтобы не встречаться с ней взглядом, справился по тетрадочке, какая же у нее тема.

Сначала все шло благополучно. Белковская развернула рулончики схем и, поигрывая изящным карандашиком с цепочкой, объясняла устройство разной телемеханической аппаратуры. Кратко, связно. Он даже позавидовал ей втайне: вот как она умеет растолковывать. Ему бы частицу такого умения вместо всегдашних его рубленых фраз и скупых переходов: «отсюда имеем», «как очевидно»…

Конечно, он прошелся пальцем по схемам, постучал в нескольких местах: «Эге! А здесь не так!» Но, в общем, вполне нормальные придирки, обещающие, что все, кажется, сойдет.