Юрий Вебер - Когда приходит ответ

И Зуев знал, что в соседней комнате рядом с аспирантской чуть не половина сотрудников поглощена разработкой новейшей системы телемеханического управления оросительными каналами и Григорий Иванович подолгу проводит дни в той комнате над схемами управления. И вдруг снимается спешно, чтобы махнуть самолетом туда на место, где все это происходит, где на гигантской плоскости южных пустынь, как на раскаленной сковородке, под зноем небес без единого облачка, лежит плодороднейшая, но вечно жаждущая земля, тоскующая по капельке влаги. И где она расчерчена, эта земля, гигантской сеткой орошения, и сквозь великую сухость просачивается едва угадываемый, какой-то волнующий запах воды — воды, медленно бредущей сюда из далеких хранилищ, через заборные узлы, по каналам и бороздам. Там на месте и проверяет Мартьянов, что нужно, чтобы управлять этим движением воды, опуская или поднимая перед ней разные щиты и задвижки. Его давняя идея «управления распределенными объектами» должна еще раз подтвердить свои преимущества, — на этот раз в наиболее крупных масштабах и в наиболее современной технической форме. Последнее слово телемеханики. Отстаивая свою систему, он и ведет с местными ирригаторами такие споры, которые, кажется, невозможно уже ничем охладить.

Потом снова появляется в лаборатории. И снова глубины теории.

Вернувшись после одной из таких поездок, Григорий Иванович позвал к себе аспиранта и задал ему вопрос. Ну конечно, все о той же машине.

— Как вам кажется, Алексей Алексеевич… Зачем машине выдавать результаты непременно при всех комбинациях? А если не при всех?..

Зуев замер, пораженный этой мыслью.

Достаточно иногда бывает подставить ко всему тому же лишь маленькое словечко «не» — и самый темный предмет получает вдруг неожиданное освещение. «Не при всех комбинациях…» Частица «не» подсказывает вдруг выход из тупика. У него было при всех комбинациях. А у нас? Что будет у нас, если взять это «не»? «Не при всех…» Недаром же в математике есть способ от обратного, а в алгебре логики — такая операция, как отрицание или инверсия. Не выходит прямым путем — возьмем в обход, операцию с минусом.

Как только появилась эта мысль, возникшая хотя бы из отрицания и высказанная пока лишь в виде простого вопроса, так и началась новая полоса в рассуждениях Мартьянова с Зуевым. Началось нечто вроде руководящей идеи. «Не при всех комбинациях…»

Клодт Нэйшл правильно выбрал основной принцип разложения на конституенты единицы. Но сам же завел его в тупик. Утопил в невероятно громоздкой памяти машины, в этих полчищах переключателей, да еще под каждым своя лампочка. Он заранее изображает на переключателях все теоретически мыслимые комбинации из того количества реле, сколько их в анализируемой схеме, подчиняясь полностью закону «два в степени эн». И все комбинации подряд перебирает, независимо от того, есть ли они действительно в этой схеме или нет, дают ли они действительно единицу, замкнутую цепь, или не дают. И все их подряд заставляет торчать в памяти машины, зажигая лампочки у переключателей. Строчка за строчкой лампочек — и те что показывают единицу, и те, что показывают нуль. И все это горит в процессе всего анализа. Закон «два в степени эн» мстит за себя. Машина задыхается, от собственной перегруженной памяти, от необходимости удерживать на своей доске все комбинации.

Нет, так не должно быть. Не должен закон «два в степени эн» слепо душить верный принцип. Не надо все перебирать подряд, все, что нужно и что не нужно, и останавливать на всем одинаковое внимание. Далеко не все мыслимые комбинации приводят к цели. Надо уметь выбирать только то, что практически необходимо, что и впрямь обязательно.

Мысль, которую стоит, пожалуй, проверить.

Возможно, она возникла в тот момент, когда они оба, Мартьянов и Зуев, сидели недавно на технической конференции и слушали скучного докладчика, который усердно перечислял все факты подряд и обо всем говорил с одинаково утомительной обстоятельностью. Ну же, скажи наконец то, что тебе обязательно! И Зуев, наклонившись к Григорию Ивановичу, ехидно шепнул:

— Перебирает все конституенты.

Возможно, в этой мысли еще раз проявила себя общая мартьяновская черточка: отбрасывать в своих поисках все лишнее и выбирать только то, что действительно практически нужно.

Но важно, что она возникла и что она легла на стол их экспериментов.

Пусть себе там машина и переваривает внутри, в своем электрическом чреве, все комбинации. При ее быстроте это уж и не так трудно. Но пусть она сообщает только о том, что нас интересует: только о тех комбинациях, которые присутствуют в схеме и которые дают эту заветную единицу — замкнутую цепь. Все остальное, все лишнее пусть пропускает мимо, как бы заранее отбрасывая. В многотактных схемах многих комбинаций может и вообще не быть. Зачем же машине их перебирать? И память надо облегчить, по возможности облегчить машинную память. Разве она должна держать все время все комбинации, даже самые нужные? Все время? А если опять призвать на помощь то же логическое отрицание? Не все время… Не все…

Новая мысль что-то обещала. Она уже явно стала походить на ведущую идею. И теперь было уже не так кисло слушать, когда приехал Ростовцев и сказал, что первые расчеты подтверждают пригодность метода каскадов для механического синтеза схем. Вот-вот они там приступят…

Ростовцев приехал не один. Он представил своего аспи ранта, который взял себе темой машину для синтеза. Ему, конечно, любопытно взглянуть на лабораторную кухню, где все это заварилось с релейной теорией. И, пока оба начальника непринужденно беседовали друг с другом в кабинете, рядом, в общей комнате, состоялось знакомство двух аспирантов на самом высоком научном уровне.

Аспирант Виктор Лазебный был очень аккуратно одет, держался очень воспитанно, обладая к тому же очень правильной, аккуратной речью. Начитанный, умеющий сначала подумать, прежде чем ответить. Типично столично академического происхождения. Рядом с ним Алексей Зуев с его шевелюрой врассыпную, с его непричесанными выражениями, надо признаться, выглядел несколько угловато. Но в содержательности разговора он не хотел уступать своему гостю. Они называли друг друга очень предупредительно и даже несколько церемонно: «Алексей Алексеевич», «Виктор Павлович», как и подобает двум сошедшимся молодым представителям самой новой и самой тонкой науки. Говорили о логических и счетно-решающих машинах, ну конечно, о кибернетике. «Количество информации», «алгоритм», «энтропия»… — пересыпало их речь с легкой небрежностью.

Володя-теоретик прямо изнывал за своим столом по соседству. Какие темы они обсуждают! А его собственная кандидатская тема, которую он жует уже столько времени, — тусклые будни. «Способы перехода от таблиц включения к формулам алгебры»… Бр-р! Володя мог, конечно, принять участие в разговоре у такого любителя литературы и библиографии достаточно в запасе всяких терминов и выражений, чтобы вовремя их подбрасывать. И все-таки он был в стороне. Они оба ему вежливо отвечали, особенно Виктор Павлович, но общего разговора с ним все-таки не получилось. Для них это было их дело, которым они заняты, увлечены, за которое с них могут спросить. А ему что?.. И Володя постепенно должен был довольствоваться случайными репликами, показывающими, что он еще тут.