Дмитро Ткач - Шторм и штиль (с иллюстр.)

— И проснешься, — под общий смех подбрасывает кто"- то острое словцо.

Однако боцман Небаба хотел, чтобы дальнейшая судьба Соляника сложилась по-иному. И однажды, в свободное время, когда оба они были в прекрасном настроении, заговорил с ним о сверхсрочной службе:

— Ты хоть и горячая голова, а моряк настоящий, моряком родился — одним словом, кровь морская в твоих жилах течет. А если еще научишься жить по полной морской форме, то будет тебе на флоте и уважение и слава… Тут глянь, какой простор, чувствуешь, как легко дышится?.. А романтика!.. Будто на свет заново рождаешься, когда в море выходишь.

Но Соляник был непробиваем, как самая крепкая броня.

— Меня, боцман, хитрыми словами не проймешь. Моя романтика вон там, под синим небом. Оттуда и мир далеко виден… А кроме того, на этой вышине не надо по струнке ходить и волосы подстригать, как устав требует, не надо бояться, как бы с берега не опоздать. А там? Больше построй, выше поднимись — вот тебе и слава… Я еще героем труда стану, обо мне во всех газетах писать будут, и с портретов буду тебе улыбаться. Так что, не агитируй, боцман, как говорят, напрасный труд…

Но в это утро Андрей Соляник был молчалив и хмур.

Вчера вечером, проводив Лялю до ворот и вернувшись на корабль, он с палубы видел, как лейтенант Баглай догнал девушку, как остановились они и разговаривали.

Правда, недолго.

Но о чем-то же они говорили…

Измученный ревностью, он ворочался с боку на бок на своей подвесной койке и почти всю ночь не спал.

Ребята удивились, что Соляника не слышно. Куценький спросил:

— А чего это, братцы, наш Соляник сегодня в дрейф лег? Даже скучно как-то.

— Наверное, вчера Лялечка сглазила, — подхватил шутку Лубенец.

Но Андрея все это будто и не касалось. Он молчал.

Над люком свесилась голова рассыльного, пронзительно свистнула дудка: «На зарядку!»

Соляник одним из первых вышел на палубу, чтобы не слышать неуместных шуток. В глаза ударило солнце. Оно плыло низко над горизонтом, но было уже теплое и ласковое. Чистым голубым шелком висело над головой небо. Над бухтой, то касаясь грудью волн и выхватывая рыбешек, то взмывая вверх, носились и кричали неугомонные белокрылые чайки.

Андрей Соляник засмотрелся на них. «Ляля тоже, наверное, уже встала и собирается на работу», — подумал он. Вчерашнее не выходило из головы. Прощаясь, они условились встретиться в следующую субботу. Ох, как долго дожидаться ее, этой субботы! Целую неделю!

А командир корабля, Юрий Баглай, может хоть сегодня увидеть Лялю… Но вот и он сам. Вышел из каюты, остановился на палубе, смотрит на ручные часы. И сердито бросает боцману:

— Долго стягиваются на зарядку, товарищ мичман! «Это он, наверное, меня имеет в виду», — подумал Соляник, последним сходя на пирс.

Но именно теперь Андрею не хочется попадаться командиру или боцману под горячую руку. Чего доброго, и без берега оставить могут. А Солянику без берега никак нельзя. Ему надо встретиться с Лялей, узнать, о чем говорил с ней лейтенант Баглай. Ведь к нему самому не подойдешь, не спросишь…

И все же в этот день Солянику очень не повезло.

Началось с того, что после подъема флага командир корабля сошел на берег и, придирчиво осмотрев правый и левый борт корабля, крикнул рассыльному:

— Позовите сюда боцмана!

Небаба с момента побудки понял, что у Баглая почему-то плохое настроение, и поэтому держался с ним по-служебному официально, ловя каждое его движение, каждое слово.

— Слушаю вас, товарищ лейтенант.

— Кажется мне, — не глядя на боцмана, глуховатым голосом сказал Баглай, — что вот эти царапины на бортах становятся для вас привычными…

Никаких царапин Небаба не заметил, но и возразить ничего не мог. Где это видано, чтобы на боевом корабле младший возражал старшему! Да боцман и сам такого не стерпел бы по отношению к себе.

— Сегодня же поставлю матросов, чтобы покрасили. Все будет в порядке.

— Не «сегодня», а сделайте это сейчас же, — нетерпеливо и резко приказал Баглай.

— Есть, сделать сейчас! — Небаба подбросил руку к мичманке

— И еще одно… На шканцах и полубаке грязно!

У боцмана даже язык зачесался — так хотелось ему заметить, что там совсем не грязно, а если и остались какие-то следы после вчерашних гостей, так была же утренняя приборка, палубу вымыли, окатили, она уже и высохнуть успела. Но и на этот раз он только козырнул:

— Есть, произвести уборку! Разрешите идти?

— Идите.

Ясное дело, командир корабля, как и всякий живой человек, имеет право на хорошее и плохое настроение, но во всем должна быть справедливость. Он, боцман Небаба, может даже накричать на матроса, но никто из команды не обижается на него, знают, что он не шумит понапрасну… Боцман Небаба чувствовал себя обиженным. Ведь с ним можно иначе разговаривать. Разве он, боцман, не болеет душой за корабль, чтобы был он как игрушечка? Разве он не любит свой корабль?

И тут Небаба подумал: с тех пор, как Баглай начал командовать кораблем, они ни разу не поговорили друг с другом запросто, по-дружески, по-морскому. Ни разу не посидел командир корабля и в кругу матросов….

Однако и очень сетовать на Баглая он не мог. Не о своем, личном — о корабле беспокоится командир.

Небаба позвал Андрея Соляника и приказал:

— Возьмите в шкиперской шаровую краску, спустите шлюпку и обойдите корабль, посмотрите, где нужно подновить.

Других матросов послал внимательно осмотреть всю верхнюю палубу.

— Чтобы нигде ни пятнышка не осталось!

Андрей Соляник взял себе в помощь свободного от вахты сигнальщика, и они вдвоем спустили шлюпку на воду.

Теперь надо было добавить в краску олифы, размешать хорошенько и начать работу. Но, видно, правду говорят: если черт захочет, то и на ровном месте ногу сломаешь Андрей Соляник хотел пролезть под леером, чтобы спрыгнуть в шлюпку, да зацепил нечаянно банку с краской банка покатилась по чистой палубе, оставляя за собой серые, жирные ручейки… Андрей громко вскрикнул. Боцман, стоявший у противоположного борта, подошел, взглянул и выругался:

— Что же это ты наделал, черт бы тебя побрал?

— Сейчас все уберу, боцман. И следа не останется. Будет еще чище, чем было, — говорил Соляник, собирая пригоршнями краску и сливая ее в банку.

На том бы и закончилось. Но, как на грех, шум на палубе услыхал и Юрий Баглай. Он тотчас же вышел из своей каюты и остановился перед Соляником, который, ползая на коленях, сгребал ладонями краску. Горячая кровь ударила Баглаю в виски. «Так это же он нарочно сделал!.. Ясное дело, нарочно, — промелькнуло в голове. — Чтобы хоть чем-нибудь насолить мне». И Юрий Баглай крикнул, не помня себя:

— Матрос Соляник! Встать! Смирно!

Андрей медленно и неловко поднялся, вытянулся всем своим могучим телом, а руки с растопыренными пальцами, с которых капала краска, так и держал на отлете.