Николай Богданов - О смелых и умелых.

— Я хочу стать настоящим истребителем, — поторопился предупредить Тимур.

— Ну что ж, — сказал Московец. — Поможем вам не уронить честь отца.

Старый лётчик внимательно посмотрел на Фрунзе. Открытый взгляд ясных серых глаз, строгие черты лица, золотоволосая, крепко посаженная голова.

"Орлик, настоящий орлик", — подумалось ему, и на душе стало хорошо при мысли, что его полку выпала честь принять в свои ряды сына прославленного полководца. Подполковник любил молодёжь, и ведомым, от которого зависела его жизнь в бою, летал у него самый юный лётчик полка — комсомолец Усенко.

Московец был человек по-своему замечательный. Сибиряк, пришедший в авиацию из тайги уже не мальчиком, он казался староватым для истребителя. Но, обладая громадной силой, Пимен Корнеевич, излетав два-три истребительных века, отлично выдерживал все перегрузки при крутых виражах и выводах из пике скоростных машин.

Восемь сбитых вражеских самолётов подкрепляли его командирскую репутацию. Высокий рост, широкие плечи и загорелое лицо невольно внушали уважение. Прибавьте к этому спокойные проницательные глаза — и портрет его будет закончен. Пимен Корнеевич отличался таёжной скупостью на слова и на патроны. Стрелял только наверняка, а говорил предельно коротко и чётко.

Даже при объяснении боевых заданий он был немногословен, хотя умел с полной ясностью показать каждому лётчику его место и роль в предстоящей операции. Для наглядности возьмет прутик, нарисует на снегу строй, порядок, направление и скажет:

— Понятно?

Потом наступит унтом на этот чертёжик и, стерев его подошвой, пойдёт в свой самолёт, чтобы возглавить боевой вылет.

Шла первая военная зима. Частенько нашим истребителям приходилось драться с численно превосходящим противником. И всё же лётчики Московца всегда выходили победителями. Полк нёс мало потерь.

Когда Московца спрашивали о причине этого, он отвечал:

— Правильная тактика.

— Какая?

— Активная.

— В чём же она выражается?

— Нападаем. Инициативу захватываем.

Московец не сразу пустил Фрунзе в бой. Вначале он поручал ему патрулирование собственного аэродрома, когда нужно кружиться, словно на привязи, над одной точкой. Некоторые молодые лётчики не любят этого патрулирования, считая его скучным занятием, и требуют «войны», а не «прогулок».

Но лейтенант Фрунзе безропотно нёс эту вахту и ни разу не запротестовал, когда его снова и снова назначали "воздушным дневальным".

Тимур летал ведомым. Несколько раз в паре с ним отправлялся сам Московец. Подполковник убедился, что молодой Фрунзе не сидит, уткнувшись в приборы, а уже научился видеть небо и землю. Он крепко держится за ведущим, не отрываясь при всех его неожиданных рывках и поворотах.

Значит, можно попробовать его и в бою. Московец назначил Фрунзе ведомым к командиру эскадрильи старшему лейтенанту Шутову.

Этот скромный задумчивый молодой человек умел командовать, не повышая голоса. Лётчики слушались его беспрекословно. Его сила таилась в верности глаза, умевшего, не сморгнув, посмотреть в лицо смерти, в крепости рук и бесстрашии сердца.

Однажды какой-то фашист пошёл на него в лобовую атаку. Шутов не дрогнул, и машины летели со страшной скоростью, готовые столкнуться винтами и моторами. Однако фашист не выдержал, отвернул в последние секунды. Шутов распорол его самолёт кинжальным огнем своих пушек и пулемётов и крикнул вдогонку падающему самолёту:

— На кого ты полез, дурак, на ивановского комсомольца! Мы, шуйские, у Чапая опорой были!..

Когда Московец их знакомил, он сказал Фрунзе:

— Вот земляк вашего отца. Насколько помнится, из всех городов российских Михаил Васильевич больше всего любил Шую…

— Я никогда там не был, — ответил Фрунзе.

— Ну что же, побываем после войны. Знаете, с какой радостью нас рабочие примут! — сказал Шутов. — Мой старик помнит Фрунзе ещё юношей Арсением, который организовал шуйских ткачей на борьбу с самодержавием.

Московец посмотрел на них и решил:

"Хорошая будет пара!"

Обстановка на фронте была, что называется, «скучная». После тяжелых оборонительных боёв немцев задержали на рубеже Новгород — Ильмень-озеро. Но фашистам удалось вклиниться в наши позиции, захватив городок Демянск. Их шестнадцатая армия, одна из лучших у Гитлера, заняв холмы Валдайской возвышенности, теперь пополнялась, залечивала раны, получала свежую технику и готовилась к новому наступлению.

На карте этот клин выглядел лапой гигантского зверя, занесённой над Москвой с севера.

— Вот бы эту лапу отсечь! — мечтали лётчики, поглядывая на карту.

И, когда по ночам мимо аэродрома по обледеневшим дорогам звенели танки, сердца бились надеждой:

— Может быть, это и готовится? И мы примем участие в контрударе?

А пока что полк нёс будничную вахту. Больших боёв не было. Всё притихло, словно перед грозой. Молодёжь училась. Шутов, как комсорг, выбросил лозунг: "Ни одного комсомольца без сбитого вражеского самолёта на личном счету".

Удивительный человек был этот Алексей Шутов, сын ткача из города Шуи. Ему было совершенно чуждо честолюбие. По-комсомольски он любил свой боевой коллектив и жил успехами эскадрильи. Он называл своих лётчиков "мои ребятки". И стремился каждого из них поднять до уровня передовых.

В паре с Шутовым и пришлось Тимуру впервые попробовать свои силы в воздушном бою.

Они вылетели в свободный полёт, вдоль линии фронта. Стоял ясный зимний денёк. По небу бежали редкие облака. Над позициями нашей пехоты вился немецкий корректировщик «хейнкель», прозванный солдатами «костылём». Самый ненавистный пехотинцам самолёт-соглядатай. Кружится, кружится. Заметит людей у походной кухни — вызовет огонь миномётов. Разглядит обоз, колонну на марше, скопление машин в тылу — сообщит своей артиллерии…

Вот на этого «костыля» и нацелил Шутов Тимура.

Фрунзе ринулся в атаку со всем пылом новичка. Конечно, ему хотелось бы сбить истребитель или по крайней мере бомбардировщик, а тут подвернулся всего-навсего тихоходный «хейнкель».

Нелепый, с длинными болтающимися шасси, с большой стеклянной кабиной наблюдателя, этот самолёт был для лётчиков самой противной мишенью. Тимур с первого захода промазал. «Хейнкель» увернулся и, спасаясь от истребителя, стал выделывать такие выкрутасы, что смотревшие снизу пехотинцы от души хохотали.

А Тимуру было не до смеха. Только он нацелится ударить по мотору и перейдёт в пике, как «хейнкель» перед самым его носом сделает "мёртвую петлю" и летит вверх колесами, подставляя бронированное брюхо с пушкой, торчащей, как осиное жало. Фрунзе захочет ударить сверху по стеклянному фонарю, а неуклюжий «костыль» сделает «бочку», и проскочивший мимо советский лётчик получает вдогонку очередь из турельного пулемёта.