Борис Изюмский - Алые погоны. Книга вторая

Его товарищи — широкоплечий, массивный, но какой-то рыхлый Толя Мисочка, передвигавшийся так, будто он То одной, то другой ногой толкал мяч, и худенький, с кадыком на длинной, белой шее Виктор Карпов — молчали, пока Жорка трещал и жонглировал, и только с любопытством поглядывали на приезжих, словно присматривались, где у них уязвимое место. Они приходили уже однажды и тогда тоже выжидательно осматривались. Жорка тараторил без умолку:

— Мы же с тобой, Вовка, самые, можно сказать, древние друзья; помнишь, я тебя первый научил засунь пальцы в рот и скажи: «Дай мне пороху и шинель», а получалось — «дай мне по уху и сильней». Забыл? А как я тонул, уже пузыри пускать стал, а ты меня вытащил? Сзади схватил, чтобы я тебя не потянул на дно и к берегу приволок…

Жорка подошел к письменному столу Володи, несколько раз подбросил в воздух статуэтку и, поставив ее на место, ухватился за деревянный стаканчик для карандашей…

— И вам не надоела муштра! — вскользь кинул Виктор, снисходительно взглянув продолговатыми, темными глазами на Володю. — Я, например, не представляю себе жизнь по сигналу, и этот вечно затянутый доотказа ремень, и наглухо застегнутый воротничок. — Словно поддразнивая, он расстегнул еще одну пуговицу воротника, совсем открывая тонкую, в синих прожилках шею, а правой рукой в широком рукаве сделал такое движение, будто ввинчивал лампочку.

— Скука!

Володя и Семен не раз уже слышали подобные заявления от «штатских» ребят и всегда в таких случаях хотелось возражать, опровергать неверные представления о жизни училища.

— Муштры никакой нет! — сдвинул густые брови Володя и недобро посмотрел на гостя. И хотя он и Семен наедине не раз сетовали на повторявшийся изо дня в день распорядок училищной жизни и, конечно, и им временами бывало тоскливо, но сейчас Ковалев почувствовал обиду за училище, за все то, что стало так дорого ему.

— Скучать или нет — это зависит от самого человека, — убежденно сказал он. — А если есть дружба, ясна цель твоей жизни — скуки быть не может. Что же касается «доотказа затянутого ремня и застегнутого воротничка», то это — дело привычки. Я, например, не находил бы сейчас ровно никакого удовольствия в том, чтобы носить фуражку набекрень, брюки внапуск на голенища сапог, идти по улице, щелкая семечки.

— Крайности, — упрямо возразил Карпов.

— Ты, Виктор, неправ, — поддержал вдруг Володю Мисочка, — в их жизни есть своя красота…

— Верно! — горячо подхватил Ковалев, — она в самой требовательности, в готовности немедленно выполнить приказ старшего… Нет, ребята, — миролюбиво заключил он, — хотите верьте, хотите нет, но мы никогда не жалеем, что решили стать военными. В конце-концов, каждый определяет путь по велению сердца («Это — слова майора Веденкина», — подумал Ковалев, вспомнив своего преподавателя истории, и ему стало приятно).

— Как вам нравится такое стихотворение? — неожиданно для Володи вмешался в разговор Семен, до тех пор молчавший. Володя удивился, что Семен заговорил о поэзии — Гербов не был большим любителем ее.

— Это один из наших суворовцев написал, — пояснил Семен, и в глазах у него заплескалась хитринка.

Стихотворение было володино, он недовольно нахмурился. Семен читал выразительно, всем стихотворение понравилось, и это словно подвело итог спору, утвердило правоту приезжих.

… Неожиданно разразился ливень. Синяя туча подкралась откуда-то со стороны моря и обрушила на город стремительные потоки. Из окна было видно, как мгновенно опустела улица. Только по тротуару бешено промчался велосипедист в фиолетовой, прилипшей к телу майке, да обреченно мокла под акацией лошадь, запряженная в линейку. По телеграфным проводам, сбивая друг друга, скользили крупные капли, похожие на ртутные шарики.

Ливень прекратился так же мгновенно, как начался, снова выглянуло жаркое солнце, и когда товарищи вышли на улицу, плиты тротуара были совсем сухими, а стекла окон отсвечивали синевой.

Жорка Шелест потащил всех на школьную спортивную площадку. Дорогой тарахтел, хватая то Семена, то Владимира за пальцы:

— Состязание старшеклассников города… По легкой атлетике… Увидите, что такое наш высший класс…

Они подошли к высокому кирпичному зданию школы. Вокруг площадки, в глубине сада, огороженной невысоким зубчатым забором, стелой стояли зрители, в большинстве учащиеся.

Ковалев с завистью смотрел на юношей в спортивных костюмах. Незадолго до его отъезда на каникулы, в училище проходила спартакиада. К ней готовились упорно, и Володя занял среднее среди товарищей место по толканию ядра, бегу и прыжкам. Сейчас, при виде приготовлении спортсменов, Ковалеву особенно захотелось «поразмяться».

Словно прочитав его мысли, к изгороди подошел судья — до черноты загорелый мужчина, с мускулистыми, худощавыми руками. Обращаясь к Семену и Володе, он гостеприимно предложил:

— Может быть, примете участие?

Семен растерянно молчал, но Володя с живостью согласился, боясь упустить представившуюся возможность: — С удовольствием! — и задорно шепнул Семену: — Вперед, пехота, не посрамим училище!

Они разделись в небольшом, сделанном из дикта помещении, и в синих трусах, алых майках подошли к судье. Начались состязания по прыжкам в высоту с разбега… Семен взял 162 сантиметра — это было много выше остальных, только что прыгавших, но на два сантиметра ниже той высоты, которой он достиг недавно в училище. Зрители оживленно обменивались мнениями:

— Здорово!

— Натренирован…

Чей-то голос ревниво заметил:

— Что же тут особенного? Они прыгают с десяти лет.

Виктор Карпов неожиданно возмутился:

— Кто мешает вам прыгать с девяти?

Судья положил для Володи планку на 164 сантиметра. В городе еще никто не брал такую высоту.

Когда Володя перенес тело через планку, ему начали аплодировать. Жорка Шелест, хватая соседей за плечи, захлебывался от восторга;

— Заметили, как он согнул ногу?.. Класс…

Невозмутимый судья повысил планку до 167 сантиметров.

Семен ободряюще шепнул другу:

— Так держать!

В публике затаили дыхание. Никто не верил, что юноша сумеет преодолеть такую высоту.

Владимир взял разгон. Сильный толчок. Издали тело казалось гутаперчевым, так легко оно взметнулось от земли. Зрители невольно потянулись вверх, будто желая помочь прыгуну. Ну, еще немножко, эх, недобрал… Сейчас заденет!.. Но тело, приостановившись на какую-то долю секунды, уже готовое упасть, вдруг сделало рывок вверх, изогнулось и плавно перенеслось через планку.