Клавдия Лукашевич - Голос сердца

— Маруся, оставь ребенка… Ты её перепугала… — сказал офицер и хотел поднять жену.

Но та еще крепче прижала к себе черненькую головку девочки. В глазах молодой женщины светилась непоколебимая решимость. Ничто на свете не могло теперь оторвать от исстрадавшегося сердца это маленькое испуганное существо.

— Подожди, немножко, Володечка… Она скажет сама… Она испугалась… Повтори, моя крошка… Боже мой, деточка моя… Сокровище мое… — И она, плача и смеясь, осыпала малютку горячими поцелуями.

— Молодой барыне что-то попритчилось… — испуганно заметила рыжая хозяйка офицеру.

— Это так бывает… Иной так-то вдруг спятит с ума, — пробормотал её пьяный муж.

— Как она девчонку-то целует… Подико-сь, точно родную, — заметила молодая бабенка.

— Смешная госпожа… Точно не в своем разуме, — сказал хриплым голосом хозяин подвала.

— Эх, милые, на свете такое бывает, что и разума можно лишиться, — заметила укоризненно старушка.

Между тем девочка мало-помалу успокоилась. Офицер, наклонившись, тихо и ласково убеждал, уговаривал в чем-то молодую женщину. Но она настойчиво повторяла:

— Она — моя… Это наша Кирочка… Моя деточка… Ты сам услышишь и поверишь. Повтори, моя крошка… Повтори, как ты сказала… Как ты назвала куколку?.. Ну… Ну… Скажи… Скорее… Я тебе куплю еще лучшую куклу. Подарю много игрушек, гостинцев… Куплю платье, сапожки, шляпу, муфточку… Скажи скорее…

Девочка успокоилась и что-то тихо-тихо прошептала.

Только материнское сердце могло расслышать этот шепот.

— Скажи погромче… Ну… Скажи скорее… Это наш папа.

И девочка сказала… Теперь офицер сам расслышал ясно шепот нищенки… Он испуганно вздрогнул и тоже схватился за грудь. Девочка тихо, смущенно улыбаясь, повторила то, что как-то неожиданно выплыло в памяти из далекого её счастливого прошлого. Старая кукла, видно, вызвала эти воспоминания.

— Мама — малютка…

— Володя, ты слышал?! Ты слышал, Володечка? — сквозь едва сдерживаемые рыдании повторила мать.

— Ну, скажи еще… Кто няня?!

— Няня — Чуб…

— Ты слышишь, Володя?!

— Слышу…

Офицер тоже встал на колени, обнял ребенка и жену и не сдерживал больше рыданий.

— Ну, скажи же, кто папа?

Девочка молчала.

— Как ты называла папу? Вспомни, милая! Вспомни, крошка, родная…

Но сколько ни упрашивала, ни уговаривала молодая женщина, ребенок не мог всего припомнить…

Сомнений теперь не было. Эта девочка — их потерянная дочь… Только их дитя могло повторить слова её детства…

Давно прошедшее, родное осталось в памяти ребенка и неожиданно вырвалось из её уст, осветив все вокруг, точно солнечным лучом. Теперь надо было узнать правду…

Никакими словами не описать душевного волнения родителей — их радости, страха, надежды.

Офицер быстро подошел к хозяевам. Теперь лицо его было строго и сурово; видно было, что он готов на все. Он заговорил громко, решительно:

— Послушайте, хозяева, я требую, чтобы вы мне сказали правду, чья эта девочка и откуда она у вас? Если вы скажете правду, я вас награжду, если будете упираться, солжете — я ни перед чем не остановлюсь, и вам будет плохо.

Рыжая женщина и лохматый мужик переглянулись. Они бы хотели сговориться, чтобы получше солгать и вывернуться…

— Ой, да где ж мои ребята? Мне бы надо пойти. Не случилось бы чего, — проговорила хозяйка и подмигнула мужу.

— Не сметь никуда уходить! — крикнул офицер, — Пока вы мне не признаетесь, я вас никого отсюда не выпущу!

Несколько минут длилось молчание. Как томительно и жутко было в подвале! Как в страхе замирали и трепетали болью сердца отца и матери!

Марья Ивановна все еще сидела в уголке на полу, прижимала к себе девочку, ласкала ее, целовала, говорила ей что-то горячо и нежно. Хромоногая старуха, нагнувшись, что-то шептала барыне, по временам боязливо взглядывая на хозяев. Молодая женщина то хваталась за голову как бы от ужаса, то испуганно цеплялась за ребенка и опять вскидывала умоляющие глаза на старушку.

— Чего уж таиться… Девчонка — не наша дочь… — вдруг хриплым голосом проговорил лохматый сумрачный хозяин.

Офицер не мог скрыть своей радости и весь преобразился. Он облегченно вздохнул, лицо его просияло. Старуха перестала шептать. Марья Ивановна приподнялась, насторожилась. Все затихли в подвале.

— Мы ее берегли, как родную дочку. Мы ее растили, жалели; себе в куске отказывали. Девочка-то хорошая. Мы ее приняли в горькой бедности и не бросили, когда помер солдат, что привез ее с войны, — плаксиво и визгливо заговорила хозяйка, отирая глаза руками.

— Расскажите всю правду и я награжу вас. Эта девочка наша пропавшая дочь, и мы ее везде ищем, вот уже пять лет. Ее украли у нас во время войны. Расскажите правду… — умолял офицер.

Отец и мать давно простили этим людям обман, жестокое обращение с ребенком. Их дорогая девочка была найдена — это главное. Остальное все осталось позади.

— Расскажите правду, — повторил офицер.

Эту печальную правду давно уже шепотом передала хромоногая старушка жене офицера. Хозяева рассказали все с прикрасами и с похвалами своей доброте.

Девочку привез в Москву с войны солдат. Он нашел ее в китайской деревне, около умершего старого китайца. Солдат пожалел ее и хотел увезти к себе в деревню и удочерить. Здесь он все хлопотал о каком-то пособии, о пенсии, и денег у него совсем не было. Он поселился в углу. Солдат был хворый, болел ногами, простудился и скоро помер. Кто он был, откуда, куда шел — никто не знал. Его похоронили на казенный счет, девочка осталась одна, и ее приютили хозяева этой подвальной квартиры.

— Мы и солдата даром три месяца содержали, кормили, поили. Он и за угол нам ничего не заплатил, — сказал хозяин, решив извлечь из этой истории возможно больше выгоды.

— И девочка сколько нам стоила за пять лет-то! — прибавила его жена.

— Мы вам за нее заплатим двести рублей. Я надеюсь, что будет довольно, — сказал офицер.

— Это за пять-то лет! Да что вы, господин офицер! — воскликнул хозяин.

В подвале послышался гул ропота… Из дальнего темного угла, из-за занавески какой-то глухой укоризненный голос проговорил:

— Да что это, хозяева?.. Есть ли у вас крест на шее?.. Разве девчонка вам не работала: и за ребятами смотрела, и полы мыла, и милостынку собирала.

— Да… Что правда, то правда… Она не даром ваш хлеб ела, да еще сколько брани да побоев принимала, — заметила вполголоса старушка.

— Боже мой! Несчастный ребенок! — горестно воскликнула молодая женщина и опять начала целовать девочку.

— Довольно разговоров!.. — резко угрожающе выкрикнул офицер. — Если вы не согласны, то я буду с вами говорить иначе.

— Чего не согласны… Мы согласны, ваше благородие… Пожалуйте денежки и берите девчонку на все четыре стороны, — пробурчал хозяин, поднимаясь во весь свой огромный рост.