Владимир - Жених и его невеста

Он вспомнил, что мама всегда обводила его растопыренные пальцы, чтобы отец видел, как он вырос. Он свои пальцы обводит постоянно. У него стало хорошо получаться. Он даже подрисовал ногти. Вышло очень даже не плохо. Надо было попросить, чтобы отец привёз с войны складной ножичек с отвёрткой, шилом, штопором и ножницами. В следующий раз он непременно попросит.

В комнате стало совсем темно и холодно. Под полом скреблись мыши. Слева за стеной в угловой комнате стучали чем-то тяжелым. «Дрова рубят — догадался мальчик. — Утащит ихняя большая девочка доску где-нибудь и рубит её мать, а может быть, высокий дядя в тулупе с фонарями, который у них иногда ночует. Боится на улицу выйти, вот и рубит на пороге. Когда у него будут санки, обязательно отправится со Славкой и Валеркой на пилораму за корой, а в столярку за щепками и бакулками». «Надо только не спать и мух не ловить, — говорит Славка, — тогда будешь с дровами, запасёшь хоть на сто зим».

Мальчик сложил письмо треугольником и задумался: «Куда должны деваться письма? Как они попадают на фронт?» Он подошел к своей кроватке и поднял край матрасика. «Так и есть. Письма никуда не делись. Какой я ещё глупый!» — он вытащил все письма к отцу на фронт. Набралось их порядочно. Он каждое письмо заталкивал между матрасов и досками, не проверяя, отправились они к адресату или всё ещё лежат. Значит, отец их не получил. Игорь бросил письма на пол и сел рядом. Он бы мог заплакать, ругая себя за несообразительность. Чтобы сказал отец? Он не слышал его голоса, не видел, как смывает с себя угольную пыль, приехав из поездки. Он только знает, что у него есть отец, он воюет с фашистами. Если кто-то на фронте, нужно обязательно писать тому человеку письма. «Такой закон. — сказал Славка. — Он должен знать, что его помнят и ждут».

…С Ольгой ходили к сельсовету. У двери висит голубой ящик с прорезью. Они не могли втолкнуть письмо в щель. Не доставали. Тогда он взял Ольгу и поднял повыше, чтобы смогла дотянуться до ящика. В нужный момент у него разжались руки. Письмо упало на крыльцо. Можно было кого-то попросить, но никого не было в коридоре. Игорь взобрался на высокие перила крыльца, встал, но до почтового ящика рука не доставала. «Залезай мне на плечи, — сказал Ольге, — Держись за руку. Где письмо?» Письмо лежало на полу. Он хотел наклониться, но вдруг подумал, что Ольга может упасть и разбить лицо. Игорь взялся за перила, велел ей слезть и посидеть, пока он поднимет письмо.

…Ну и что. Пусть бы он затолкал их туда, отец все равно бы не получил их. Кому нужны такие письма, которые и сам не может прочесть?

— Что же ты плачешь? — Спросила Алла Петровна.

— Не плачу, а злюсь, потому что я дурак.

Женщина взяла треугольник. В полумраке не могла разобрать, что написано, каков адрес отправителя. Ей показалось, что письмо пришло с фронта от мужа. Но знала, чудес не бывает. Зажгла спичку. Фитиль коптилки покрылся огнём. Только тогда увидела закорючки и тёмные пятна. Она собрала белые треугольники, горько вздохнула, прижала к себе голову мальчика, думая, кем вырастет, по какой дороге пойдёт. Станет ли машинистом паровоза, будет ли строить дома или научится управлять самолётом.

Они поели жидкой перловой каши, погасили коптилку. По потолку скакали огненные драконы и летали птицы. Прошел ещё один день в жизни матери и сына.

— Кто тебе валенки подшил? — спросила удивлённо Алла Бабушкина.

— Евсееч. …Да. Я был у него в мастерской. Мы с ним познакомились сегодня. Научился наващивать дратву. Он в танке воевал, а фашисты его ранили всего. Он молодой и красивый…. Я увидел его фотокарточку, где он с мамой своей.

— Какой же он красивый?

— Он добрый и справедливый. — Игорь хотел рассказать, как на них чуть не наехала бешеная лошадь, а Евсеевич спас, но раздумал. — Я тоже научусь так валенки подшивать скоро. Он, правда, красивый. Ему только двадцать два года. Тебе туфли сошью и тёте Кате и Ольге — всем. Бабушке тоже. Только папу не встречал на войне. Ему некуда ехать, потому что его маму и брата сожгли в сарае.

Фиолетовые тени от сугробов легли на дорогу, проходившую вдоль линии и кривой улочки, начинающейся двумя приземистыми многоквартирными бараками. Если идти дальше, то можно придти к новой школе, сельсовету и магазину. Около водонапорной башни стоит вокзал, обсаженный тонкими деревцами. Напротив вокзала чайная. Эта территория называется то Шанхаем, то Нахаловкой. От неё дорога сворачивает на переезд через линию, за которой большой посёлок с ровными улицами, большим магазином, столовой и огромным элеватором.

Часть станции называют «Заготзерно». А всю станцию называют Заринка. Подходя к семафору требовательно прогудел паровоз. Эшелон с укрытой техникой шел долго, не останавливаясь. Из труб теплушек стелился дым. Около пушек на платформах стояли солдаты в белых тулупах с маленькими винтовками, которые Славка называет карабинами. Эшелон прошел, и земля перестала дрожать, но стало холодно. Возов с сеном не было. Мальчишки ушли делать уроки. Игорь бы тоже ушёл, но Ольге захотелось прокатиться до самого переезда.

— Лучше возьми мой старый крюк, который я делал вчера, — сказал Игорь, выглядывая из-за сугроба. — Верёвочку сразу не отвяжешь.

— Отвяжу. — Заносчиво сказала Ольга.

— Почему такая упрямая? Ей хочешь, как лучше, а она не понимает.

Из-за берёзового колка появились возы с сеном. Они приближались. Заиндевевшие лошади, опустив понуро головы, тянули сани. Их было немного — три или четыре. На переднем возу сидел кто-то в серой шубе и не шевелился. Скрипел снег под полозьями, и скрипела упряжь.

— Не высовывай голову, — приказал Игорь. — Я цепляюсь первым, а твою верёвку буду держать. Если что, сразу убежим.

— А я хочу сама, — надула губки Оля.

— Как знаешь.

Дети лежали на новых, плетёных из ивовых прутьев салазках и ликовали. Вот проехали первый барак. Игорь сказал, что ему пора домой, но Ольга сказала, что докатится до чайной или до вокзала. Перед переездом у него разогнулся крюк.

— Так тебе и надо! Так тебе и надо! — завопила девочка, глядя, как Игорь встаёт с санок и бежит за возом, сгибая проволоку. Вдруг увидел стоящего мужчину в шубе, и закричал: — Ольга! Отцепляй! Возчик идёт!

Девочка соскочила с санок и принялась развязывать узел. Он понял сразу — вытянула петлю. Воз медленно приближался к стоящему мужчине. Девочка рвала свою верёвку, но та не отрывалась. Игорь вспомнил, как вечером случилось также. Возчик забрал санки и не отдал. «Нужно выручать эту противную».

— Давай перережу верёвочку, — сказал, подбегая Игорь. Он уже схватился за шнур и раскрыл ножичек — подарок дяди Степана.

— Не трогай! — закричала Ольга, отталкивая Игоря — Это мои санки. Мне сделал Евсееч. Я всё твоей маме скажу.