Валентина Мухина-Петринская - Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах

— Гм! Личного порядка новости, Филипп Михайлович…

— Ого! Не поженились ли Марфенька и Яша?

— Нет. Лиза вышла замуж. За Фому Ивановича Свадьбу не праздновали, отложили до вашего приезда Лизонька уже перебралась к Фоме в Бурунный… Филипп Михайлович? Алло! Алло! Филипп, ты меня слышишь?…

Иван Владимирович проворчал что-то насчет того, что разъединили раньше времени, и повесил трубку…

Лиза вышла замуж за Фому.

Теперь надо привыкать жить без ее любви.

Оглушенный Мальшет сел на кровать и несколько часов просидел не шевелясь, глядя в одну точку.

Услышав, что пришла мать, он быстро разделся и, отвернувшись лицом к стене, притворился спящим. Так он и пролежал всю ночь лицом к стене, не открывая глаз, но без сна, крепко стиснув зубы, словно от невыносимой физической боли.

Августа Филипповна любила работать ночами и раньше четырех утра не ложилась. Она несколько раз заглядывала к сыну. Ее смущало, что он не поужинал, не дождался ее прихода. Они всегда долго разговаривали перед сном. Пощупав его лоб, она на цыпочках вышла из комнаты.

Почему-то она вспомнила, как еще в детстве, когда Филипп остался на второй год — это было, кажется, в шестом классе, — ее сын, всегда живой и шаловливый не в меру, точно так же лежал недвижно, лицом к стене, переживая свой первый позор.

Сестра Лиза вышла замуж, и я остался один.

Произошло это так. Пришел к нам вечером Фома и шепнул мне умоляюще, чтоб я вышел на часок. Я понял, что он решил сделать Лизе предложение… в сотый раз. Зная по опыту, что ничего из этого у него не выйдет, но не желая бядняге мешать я приоделся и пошел к Марфеньке — на другую половину дома. Марфенька решала задачи с Христиной, которая училась в заочной средней школе, в восьмом классе.

Мы тут же отправились на каток (Христина переключилась на историю)! Вечер был чудесный, на катке собрались чуть ли не все сотрудники обсерватории. Очень было весело. Васса Кузьминична делала на коньках такие фигуры, что все диву давались, пока Иван Владимирович, опасаясь за ее сердце, не запретил ей категорически.

Часов в одиннадцать я вернулся домой. Зашел к себе и внутренне ахнул: Лизонька с Фомой сидят рядышком на моей койке и как-то странно и весело смотрят на меня. Лиза разрумянилась, будто с мороза, а когда я пристально на нее посмотрел, покраснела еще пуще. Грешным делом, я подумал: не целовались ли они?

Я стоял посреди комнаты, как был, в лыжном костюме и вязаной шапке, и подозрительно смотрел на них. Они оба рассмеялись.

— Янька, друг мой… — торжественно начала Фома, и у меня так и екнуло сердце, — Лиза согласилась быть моей женой. Мы теперь поженимся.

У меня, наверное, так и вытянулось лицо, потому что сестра моя рассмеялась опять и стала меня тормошить и целовать в нос и в щеки, чего я терпеть не мог.

— Все будет хорошо, Янька! — уверила она меня. — Я буду каждый день тебя навещать.

— Значит, ты… уедешь? — тупо спросил я.

— Всего лишь в Бурунный. Я переселюсь к Фоме, раз уж он станет моим мужем.

Чудеса, да и только! Я чуть не брякнул: а как же Мальшет? Ведь кто-кто, а уж я — то знаю, как она любила Мальшета.

Мальшета, а не Фому. И совсем не похоже на Лизоньку, чтобы она вышла замуж не по любви.

Кажется, они оба прекрасно поняли, что я подумал. Фома заметно помрачнел, а Лиза ласково сжала его руку, как бы в утешение, и он снова повеселел. Вскоре Фома ушел, а Лиза проводила его и заперла за ним дверь (обычно я запирал за ним).

Когда он ушел, я долго молчал, совершенно обескураженный, а Лиза, тихонько напевая, ходила по комнате и прибирала. Потом она подмела пол и села на стул возле бригантины.

— В чем дело, Янька, выкладывай! — сказала она. Разве я не могу выйти замуж, как все девушки?

— Я ничего не понимаю… — многозначительно произнес я.

Я вертелся на своей койке, как юла, то облокачивался на подушку, то разваливался, упираясь головой в стенку, то опирался на спинку кровати. Случайно я увидел свое лицо в овальном зеркале напротив и поразился, до чего у меня глупый вид. Почему-то я чувствовал себя глубоко обиженным.

Лиза испытующе посмотрела на меня и сказала, вздохнув:

— Хорошо, Янька, я попытаюсь тебе объяснить… если ты поймешь.

— До сих пор, кажется, все понимал! — буркнул я негодующе.

— А что тебя смущает? — спросила Лиза.

— Разве можно жениться… выходить замуж не любя?

— Значит, можно… иногда, — как бы сама удивляясь, ответила Лиза.

— Но ведь ты любишь Мальшета, я знаю! — закричал я вне себя.

— Чего ты кричишь? Все, все знают, что я люблю Мальшета, — с горячностью начала Лиза, — кому надо и кому не надо знать об этом. Но ведь ему не нужна моя любовь! В этом есть что-то унизительное: любить столько лет без взаимности. Я не хочу его любить, понимаешь? Мы с тобой, Яша, слишком идеализировали Мальшета.

— Ах, ты уже разочаровалась в нем? Ну, а я нисколько!

— Не разочаровалась. Он сам будет всю жизнь идти к одной цели и других поведет за собой. Я всегда буду ему верным другом и помощницей в делах. (Пойми, что ему ничего больше от меня и не нужно!) Но… нельзя так идеализировать человека… И у него есть недостатки.

— У Мальшета? — недоверчиво переспросил я.

— Да, у Мальшета. Я просто изводила себя, не находя взаимности, а он… он еще рассказывал мне с умилением о Мирре. И когда он уезжал, вот в этот раз тоже… он прямо сказал, что женится на ней, если она… соблаговолит согласиться.

Я наконец взбунтовалась. Я не хочу его любить. Не хочу. Если он мог любить такую женщину, как Мирра Павловна, значит, в нем есть такое, что способно принять те качества, которые так отталкивают нас в ней. Вот о чем я думала долго. Если хороший человек любит недобрую женщину, значит, он сам не так хорош, каким кажется. Мирра ведь тоже из породы гасителей, как ее покойный отец, как наша мачеха. Способность гасить все благородное, чистое и возвышенное, что попадается на пути, — это страшная способность. Все мещане таковы: они смеются над тем, что выше их, я боюсь и ненавижу таких людей! Как же мог Филипп увлекаться ею столько лет?

— Страсть, может быть, — глубокомысленно возразил я. — Вспомни кавалера де Грие и Манон Леско.

— Ведь я была совсем девчонкой, когда уже любила Филиппа, почему же ему ни разу не пришло на ум помочь мне освободиться от этого чувства, раз оно ему не нужно? Откуда у него, коммуниста, такая душевная бестактность, такой бессознательный эгоизм! Может, от матери? Она так несправедлива! За что она меня невзлюбила? Что я сделала плохого? А Фому я не обманываю.

— Но ведь ты его не любишь?

— Люблю его, как самого близкого друга — глубоко и нежно, вот! Прежде я была дурой и не ценила его, а теперь ценю. Он очень хороший человек! Разве он не спас тебе жизнь, когда вы были в относе? Знай, Янька, что я хочу полюбить его еще сильнее, чем… Если я буду его женой — всегда и во всем рядом с ним, — я скорее полюблю его, чем живя вдалеке. Я такая же женщина, как и все. Я тоже хочу иметь семью. Приветливого, доброго мужа и детей. Я не хочу больше быть одна так долго, пока не засушится сердце…