Владислав Крапивин - Алые перья стрел

Лешка отрицательно замотал головой.

– Вы не совсем в курсе, Софья Борисовна. Установку я знаю: не допускать нашего общения с кем бы то ни было. Но чтобы держать взаперти – об этом вам не говорили.

Соня несколько растерялась. Вообще-то именно так майор и говорил: не допускать контактов.

– Так вот, – уверенно продолжал Лешка, – я даю честное пионерское за нас обоих, что в течение дня мы не будем ни с кем разговаривать, а только друг с другом. Но взаперти мы не высидим. Сбежим. Отпустите нас в музей.

Соня задумалась. Музей – это звучало солидно. Не купаться и не мяч гонять. И сам Лешка выглядел представительно, делая свое заявление. Он очень серьезно смотрел снизу вверх на Соню абсолютно правдивыми и ясными глазами. Потом добавил:

– Митя бы отпустил.

В конце концов, воспитывать надо доверием. Соня сдалась.

– Ловко ты ее, – хмыкнул Михась. – На Неман дернем?

– Нет, в музей, – непреклонно сказал Лешка. – Я слово дал.

– Да иди ты... Был я в том музее. Кости да черепки.

– Это – в нижнем зале. А верхний только на днях открыли. Митя говорил, там рыцари. В настоящих доспехах. Латы и кольчуги, мечи и палаши. В нашем городе такого музея нет. Я хочу фотографии сделать для отряда. Вот – взял у Мити «лейку». – Лешка помахал кожаным футляром.

Михась еще сроду не держал в руках фотоаппарат.

– Меня... научишь?

Они пожевали вчерашних котлет и пошли. По дороге к музею случился небольшой казус: какая-то девушка с чемоданом спросила, где Замковая улица. Они были как раз около Старого замка, и спрашивать об этом было глупо. Михась открыл рот, чтобы так и ответить, но Лешка сильно дернул его за штаны и бегом увел за собой.

– Нельзя же разговаривать, – шепнул он.

– Больно уж ты... того! Какая разница, если бы я и сказал ей пару слов. Не бойся, не услышит твоя Соня.

Экскурсантов в музее в этот утренний час было немного. Лешка и Михась неторопливо переходили от стенда к стенду. Потом дело пошло веселее. Из узкой боковой дверцы появился ветхий, но аккуратный старичок в очках и наглаженном парусиновом костюме. Он отрекомендовался ученым секретарем музея и сказал, что готов быть экскурсоводом. Лешка быстро присоединился.

Старичок говорил без умолку.

– ...Здесь собраны и более древние экспонаты – начиная с десятого – одиннадцатого веков. Легко заметить, что у тогдашних восточных славян особенно было развито кузнечное ремесло, а также обработка драгоценных металлов. Эта коллекция древнего оружия свидетельствует...

И тут у Лешки разыгралось воображение.

– ...Этим самым копьем, которое держит в стальной рукавице фигура рыцаря, был сражен на княжеской охоте могучий зубр. На древках копий его притащили сюда, на гору, целиком зажарили, а потом отрезали себе куски жаркого вон теми зазубренными кинжалами. Потом затрубил этот зеленый, с красивой насечкой медный рог, и дружина князя умчалась отражать нападение соседей-феодалов, на полном скаку стреляя из этих громадных луков. В качестве трофеев они привезли двуручный меч с извилистым лезвием и непонятной латинской надписью на клинке...

Немного ошалевший от дремучей старины, Лешка метался между стендами и витринами и успевал схватывать только отдельные реплики музейного старичка. Оставалось читать куцые надписи на экспонатах, щелкать «лейкой» и фантазировать. Спрашивать и разговаривать Лешка сегодня не имел права. Ни с кем, кроме Михася. А Михась затерялся в обширных гулких залах.

Наконец узкая дверь с надписью «Выход» вывела Лешку снова на гранитный мост замка. Лешка почти с облегчением вздохнул и прищуренным взглядом фотографа стал обозревать панораму города с высоты Замковой горы. Внизу сверкал на солнце Неман. За ним дымились трубы фабрик. Где-то там табачная Михася. А куда он сам провалился?

Михась подошел своей обычной неспешной походкой, встал рядом на парапет и сплюнул вниз. Лешка неодобрительно покосился на него, потому что под мостом проходила лестница к набережной и по ней двигались люди.

Михась сказал тонким от обиды голосом:

– Научил меня карточки снимать, да? Сам щелк-щелк, и будь здоров. Трепло.

– Кто трепло? – возмутился Лешка. – Ты сам где-то потерялся.

– «Потеря-я-лся»? – передразнил Михась. – Я не терялся, пока не увидел, что ты с этими железяками... с глузду зъехал. Стоишь у ящика и губами шевелишь. Я чуть не заснул. Ну и пошел гулять...

Лешка понял, что Михась всерьез обижается. И торопливо сказал:

– Ты не думай, что я всю пленку израсходовал. Еще шесть кадров. Пошли, научу.

Один из склонов огромной Замковой горы сплошь зарос кустами сирени, акации и жасмина. Изредка в зарослях попадались живописные лужайки. К ним были протоптаны уютные стежки. На одной из полянок Лешка и предложил Михасю попользоваться «лейкой». Он, как мог, растолковал ему, что такое дальномер, выдержка и диафрагма, и отошел к кромке кустов. Встал в позу и скомандовал:

– Жми на кнопку.

Михась долго прилаживался к аппарату, застенчиво улыбался, рассматривая в видоискатель лужайку, кусты и Лешку. И вдруг он увидел в этом мутноватом стеклянном кружке силуэт еще одного человека. За спиной Лешки стоял мужчина и призывно помахивал рукой. Даже в неверных радужных разводах видоискателя лицо его показалось Михасю очень знакомым. От неожиданности он нажал кнопку и вздрогнул от громкого щелчка затвора.

Ну конечно! Из-за спины Лешки выдвигалась хорошо известная ему клетчатая фигура фабричного экспедитора. Он был здорово пьян. Он отпихнул Лешку, зигзагом приблизился к Михасю и фамильярно обнял его за плечи.

Лешка одним прыжком встал плечом к плечу с другом. Но пьяный безобидно чмокнул Михася в щеку и всхлипнул.

– Ну вот... а говорили, ты сидишь. А я подумал – это не для него. Это – для меня. А тебе чего делать в милиции? Правда? Ты же толковый муж-ик...

Михась легко вывернулся из его объятий, и пьяный, потеряв точку опоры, сел на траву.

– И-з-з-вини. Я вижу, ты занялся фотокоммерцией. И это твой клиент? Дуй. Снимай. Ты прав. Папиросы – это пошло. Тем более что я тебе больше не компаньон. Я... иду садиться. Да. Сам. В милицию. И пусть меня поскорее спрячут в уютную беседочку с симпатичной сеточкой. Там не дует. И там нет комаров. Если пан Август в них влюблен, он может их кормить. В камере, конечно, не курорт, но зато нет пана Августа и его приятелей. И слава Иисусу Христу, что нет. Чем дальше от них, тем спокойнее. Лучше сидеть за папиросы, чем за еврейское добро...

Умиротворенно смежив веки, экспедитор улегся на траву и приготовился захрапеть. Михась вопросительно глянул на Лешку. Лешка кивнул. Нельзя давать ему спать!

Михась довольно беззастенчиво пнул пьяного в бок.

Экспедитор поднял голову и как ни в чем не бывало продолжил свою мысль.