Сергей Иванов - Ольга Яковлева

Вдруг на свет откуда-то выплыла бутылка (Ольга потом прочитала название: «Водка петровская»).

— Внимание! — воскликнул Григорий Григорьевич. — Кто больше? — и вынул из кармана крохотную стеклянную чашечку. Ну буквально кукольных размеров.

И вдруг у каждого из них оказалось в руках по такой чашечке. И у старика ботаники тоже.

Григорий Григорьевич разлил всем. Но так малы были эти чашечки, что, казалось, в бутылке вина ничуть и не убавилось. Они церемонно чокались и наклоняли значительно головы, как в кино, когда чокаются большими бокалами шампанского. Говорили друг другу: «Вы позволите?.. О! Ну конечно!.. Если только вы не возражаете, коллега…» И ещё они перебрасывались какими-то своими, особыми словечками и то и дело фыркали. Потом кто-нибудь говорил: «А помните, Борис Платоныч, а помните?..»

Ольга смотрела на всё это как на представление и, сама не понимая чему, улыбалась. Хотя было немного досадно, что её забыли.

Потом Ольга вдруг поняла, какое было у них осторожное веселье. Конечно: ведь они приехали сюда совсем не для того, чтобы шутить, и не для того, чтобы есть картошку, которую она им почистила, и не для того, чтобы пить из крохотных своих чашечек… Борис Платоныч — они приехали к нему. И именно сегодня, потому что боялись, что послезавтра или даже завтра могут его не застать.

Вдруг старик ботаники кашлянул раз, другой. Так всегда покашливают, когда собираются что-то говорить. И в то же время хотят, чтобы наступила тишина. Тотчас же стих разговор. Тарелки неподвижно повисли в воздухе, а бутылка в окружении кукольных чашек притаилась где-то на окне между цветами.

Старик ботаники начал говорить. Его изменившийся голос звучал тихо, но ясно. Слова, входившие в комнату, были крепкими, понятными и видимыми, как вещи. Никогда и никто раньше так при Ольге не говорил.

Когда потом, через много дней, она пробовала повторить для себя эту речь, ничего у неё не получалось. Но Ольга чувствовала, что слова старика ботаники живут у неё в душе, что она их помнит!.. А вот повторить не могла…

Ученики старика ботаники слушали его почтительно и грустно. И не шевелились, словно боялись вспугнуть что-то. А кругом, отовсюду, к старику ботаники тянулись растения. Казалось, они тоже слушали. Ловили каждое слово его — учителя и доктора, — как листьями ловили солнечный свет, а корнями воду.

Старик ботаники стал говорить отдельно каждому своему ученику — словно давал наставление перед дальней дорогой. Оказалось, он знал, что каждый из них делает. И теперь, в последний раз, старался подтолкнуть их на правильный путь. Он говорил им об их работе. Голос его был уверенный и твёрдый.

Таким вот Ольга и вспоминала его потом — Бориса Платоныча Огонькова, профессора ботаники.

И ещё старик ботаники сказал-попросил: пусть Генка будет жить с Лелей, и пусть его новую незаконченную книгу закончит Женя — Евгений Михайлович.

Всем было понятно, почему он так говорит… Но никто не стал уверять его, что, нет, мол, нет! Каждый знал: это правда. И старик ботаники этого не боялся. И значит, не надо было для него врать.

Потом стали тихо расходиться. Только Лёля осталась. На улице все трое попрощались с Ольгой за руку. Их дорога была к метро, а Ольга сразу повернула в переулок.

Уже давно стемнело. Горели фонари и окна в домах. Студёный снег визжал под ногами, как живой.

На следующий день они с классом ходили в театр. Деньги на билет Ольга давно сдала и теперь за делами позабыла, что они именно сегодня идут, седьмого декабря.

Пообедали все вместе — и продлёнщики и домашники. И даже Наталья Викторовна и воспитательница из продлённой группы Зоя Васильевна с ребятами ели.

Настроение у всех было преотличное: в кукольный театр тоже трудно попасть — почти как в цирк. А продлёнщики к тому же радовались, что не будет обычного режима дня.

Пока дежурные убирали тарелки от первого и приносили тефтели, Ольга успела оглядеться. И она заметила, что все к театру приоделись: кто кофточку поверх формы надел, кто в белом пришёл фартуке, кто хоть просто бант получше завязал. Одна Ольга была во всём обычном. Как мальчишки!

Настроение её немножко от этого испортилось. К тому же ещё она никого не предупредила у старика ботаники. Может, они её ждут. «Надо хоть позвонить!» — подумала Ольга.

— Наталья Викторовна! — громко сказала она и стала глазами искать глаза учительницы. — Наталья Викторовна!… Можно мне… Мне позвонить надо… Я маме сказать забыла…

— Ну иди, — кивнула Наталья Викторовна, — во дворе нас подожди.

«Врать научилась, — неодобрительно подумала о себе Ольга, — прямо как Светлана!» Но с другой стороны, не будешь же объяснять про старика ботаники…

Она оделась побыстрей, выбежала на улицу. Конечно, они там пока со своими пальто разберутся, пока что — минут десять обязательно пройдёт. Но всё же лучше поторопиться.

Ольга забралась в будку, опасливо потрогала трубку, провод, диск — нет, не кусается. А здесь часто бывает, что кусается автомат. Прямо не автомат, а живой ток!.. Ольга быстро набрала номер, прижала холодную трубку к уху. Стёкла в будке уже успели зарасти густой серебряной ватой. Было полутемно. Никто не мог видеть, что тут Ольга делает. Она была как в засаде.

А в трубке всё пели и пели жалобным козлиным голоском длинные гудки: «Сестрица моя, Алёнушка! Выплынь, выплынь на бережок!..» Такая детская передача есть по радио. Ольга раньше, когда её слушала, всё плакала. Но уж после пятого раза ни за что не заплачешь!

Она улыбнулась, представила себе, как Лёля Познанская вытирает руки от панировочных сухарей и бежит на цыпочках из кухни к телефону. Сейчас закроет рукой трубку и скажет далёким голосом: «Алё!» А старик ботаники дремлет у себя в кабинете. И от задёрнутой молочной шторы вокруг него плавает такой же полумрак, полутуман, как в Ольгиной будке. И может быть, по сравнению со вчерашним, старик ботаники потихонечку пошёл на поправку… Очень Ольге хотелось, чтоб это было так!

Между тем трубка в шестой или в седьмой раз пропела «Сестрицу Алёнушку». И всё мимо! Но вот наконец-то в глубине что-то брякнуло, трыкнуло.

— Слушаю! — сказал совершенно незнакомый и довольно-таки старушечий голос.

«Ой!» — Ольга проглотила сухоту в горле и сказала:

— А кто это?

— Сиделка, — ответил голос без запинки.

Ах, сиделка… Сердце у Ольги неприятно билось. Она начала себя успокаивать, что это же и маленьким детям должно быть понятно: Лёля не может целый день сидеть со стариком ботаники. Ей работу надо ходить, в институт, где изучают биологию.

— Как себя Борис Платоныч чувствует?

— Удовлетворительно.

— Как-как?

— Состояние удовлетворительное, — заученным, магнитофонным голосом сказала сиделка.