Альберт Лиханов - Мужская школа

В общем, учитель не обязан каждый раз помнить о дневнике, что по-человечески очень понятно, а когда ты уж отстрелялся — дело разрешится очень про сто. Если он — или она! поставил — поставила! приемлемый для тебя балл, дневник кладётся ему ей! — на стол, так сказать, постфактум. А если очков набрано маловато, то можно сказать, что дневник — ах, беда! ох, забывчивость! оставил дома и принесёшь завтра.

Самое сложное время наступало в конце недели по субботам проклятые свидетельства наших неуспехов обычно собирала классная и, листая журнал, яростным пером возвращала забытые долги.

Ведь всё равно, какой же тогда смысл… Погодите, не торопитесь, новый дневник безупречен представьте себе, пары там уже есть, и вот удивлённая классная добавляет туда четвёрки, выставленные в дневник настоящий. Расчёт на учительскую забывчивость — не может он помнить каждую оценку. Опасности: своя собственная нерасторопность, особенно когда, скажем, подряд два урока одного учителя — русский и литература. Тут требуется выдержка.

Я так однажды чуть не подзалетел.

Сначала — не удержался, болван, очень уж хотелось! — зарегистрировал редкий пятерик по литературе. А на следующем уроке всё та же Самылова влепила два очка.

Ну, просто она ужасно огорчилась, не обнаружив в дневнике только что выставленной пятерки. Нацарапав двойку и всё ещё расстраиваясь по этому поводу, Зоя Петровна спросила брезгливо:

— Ну, а где та… другая…

Будто чрезвычайно оскорбляясь за честь только что поставленной пятерки или, может, за свою собственную честь, столь бесславно поруганную учеником, которому только что так доверяли, а он, мерзавец, не оправдал доверия.

Я пожал плечами. Пришлось нагло смотреть ей в глаза — не просто учительнице, но классной! Как поётся в песне на границе тучи ходят хмуро. Игра с огнём. Борьба нервов.

Зоя Петровна поглядела на обложку, обнаружила, что дневник принадлежит именно мне, и, выключаясь из дальнейшего расследования, вызывая следующего ученика, повторила давешнюю пятёрку, надо же не поверила себе, поверила мне. Не могла поверить в такую наглую ложь!

А у меня душа в пятки ушла, ещё немного и я бы раскрылся, подумаешь, из-за какой-то двойки. Ради чистоты эксперимента изобретатель должен уметь иногда и жертвовать собой! В конце концов, если бы только одна пара, а то ведь рядом пятёрка, хочешь не хочешь, существует оправдание даже в самом факте такого соседства, потому что оно подчёркивает непростоту борьбы за знания! И тэ дэ!

Итак, в моём банке было открыто два счёта, только это радость на месяц-другой. Когда в новом дневнике двоек набралось, как диких кошек на столовской помойке, я тихо запаниковал и стал жутко противен самому себе.

Однако запаниковать это ещё вовсе не значит взяться за дело, спохватиться, попытаться спастись. По крайней мере у меня всё вышло совсем наоборот. Голова моя отчётливо предчувствовала надвигающуюся неприятность, зато остальное существо, повинуясь какой-то гипнотической вязкой силе, всё реже и слабее оказывало сопротивление течению жизни. Вместо того чтобы подналечь, я кое-как карябал в тетрадке задачи, стараясь не удивляться, почему это мой результат не сходится с ответом, и радостно окунался в свои маленькие страсти.

Всеобщей мальчишеской любовью тогда была жестка, простецкая игра.

Берётся кусок какой-нибудь шкурки, прямо с мездрой, вырезается небольшой круг и к нему с помощью вара прикрепляется пятак. Важно при этом, чтобы шерсть у жёстки была подлиннее она служит как бы стабилизатором, направляет её полёт. Игра заключалась в том, что пяткой валенка или ботинка отбиваешь жёстку вверх, на счёт, как можно больше.

Хорошая жестка ценилась, были мастера по их производству ими менялись за какие-нибудь ребячьи ценности, я свою сделал из кусочка старой овчинной шубы, которая висела за ненадобностью в дровянике. И тренировался как одержимый.

Думаю, подспудно мной владела мысль об избавлении от ангелов-гонителей. Понимая, что силой их не победить, моя душа искала других возможностей, и мирное соревнование в жёстку в принципе давало шанс на своего рода моральную компенсацию. Здесь всё честно и открыто, без кулаков в морду — и я тренировался каждую свободную минуту.

Ко всему этому следует прибавить, что после возвращения из армии отца бабушка переехала в свою Маленькую каморку, и я был абсолютно свободен до возращения родителей с работы.

Неизвестно, кто кому принадлежал, жестка мне или я жёстке. От неловкости и неумения, когда утяжелённый монетой шерстяной хвостик улетает в разные углы комнаты, я придвинулся к опытности и сноровке, а потом и к известному мастерству. Наловчившись соразмерять силу и направление ударов, я бил жёстку, практически не сходя с места, и свободно выбивал от пятидесяти до семидесяти раз без передыху. Но это дома и в удобных подшитых валенках, задник которых был широк и очень подходящ для такого рода занятия. Потом я освоил игру левой ногой, насобачился бить обеими ногами по очереди. Специально доставал из шкафа ботинки и осваивал жёстку на летнюю обувь.

В классе при этом я не очень-то выставлялся, тем более Рыжий и Дудник опять тут были первыми, выбивая жёстку раз по сто, — пока я отставал и, понимая это, публично состязаться не собирался. Стукнешь, бывало, раз по тридцать на перемене, чувствуешь, что можешь и больше, нарочно ударишь косо и с круга сойдёшь — да, был у нас круг на перемене, хотя на круглое совсем не походил. В разных углах класса, но больше перед доской там посвободнее, лупят жёстку человек десять, бывало. Каждый свой счёт вслух ведёт — сперва гомон и неразбериха, а потом голоса стихают, вот остаются двое — шестьдесят пять, шестьдесят шесть, вот один девяносто девять, сто бьёт Дудник, к примеру, весь взмок, остальные игроки с почтением остановились, дают человеку превзойти себя, установить рекорд класса и личное достижение.

О, мужское честолюбие, прокладывающее путь К белоснежным вершинам славы, проламывающее каменную стену незнания, взмывающее в чёрные глубины космоса, возносящее в президентские лимузины, склоняющее в признании и любви головы самых гордых красавиц, о, мужское честолюбие — любовь чести, ведь оно рождается в мальчиках из бог весть какой чепухи! Но как много значит потом, спустя годы.

Так что не спешите, почтенные взрослые родители и учителя, внушать детям, будто они погрязли в ерунде. Не пытайтесь, обгоняя время, бесконечно внушать малым людям важность высоких целей. Дело в том, что по тайному, одному лишь Богу известному закону они сами оставляют освоенные ими цели, чтобы двигаться далее. Но цель надо освоить — какой бы она ни казалась пустячной. И потому не отнимайте у них чепухи! Она прекрасна и полезна гораздо бс|лее, чем вы предполагаете.