Александр Батров - Наш друг Хосе

Во дворе тихо. Сегодня совсем не слышно ее друзей. Где Хосе? Где Пепита? Наверное, ушли в гавань глядеть, как грузятся корабли.

Над крышей синеет небо, и нет ему ни конца ни края. Оно, как море, волнует и зовет, но маленькая Анита не смотрит на него. Неужели она не любит небо? Нет, любит! Она просто не хочет глядеть ввысь и грустить оттого, что у нее нет крыльев.

Дай крылья Аните, она бы с быстротой ветра помчалась в Кадикс, куда уехала ее мать из-за того, что в Валенсии нет работы. И Анита бы сказала:

«Мама, вели Фернане дать мне белую краску. Разве я не могу рисовать белых голубей?».

Дай крылья Аните, она полетела бы в Барселону, на могилу своего отца, республиканца. Она принесла бы ему цветы и сказала:

«Отец, каудильо Франко еще жив, он толстый и веселый… Но ты не грусти. Ему недолго еще осталось веселиться!»

Дай крылья Аните, она бы через моря, сквозь тучи понеслась на восток, навстречу солнцу, где живет друг всех детей земли.

«Камарадос Сталин, — спросила б его Анита, — не прилетает ли к тебе из Валенсии наша песня «Бандера Роха»? Я тоже ее пою».

Отчего же Фернана и Мануэль всегда заставляют сидеть ее дома, с Бьянкой, а сами уходят к рулевому Бентосу, у которого собираются моряки? Разве она не видит, что они борются против Франко? Нет, Анита не слепая. Она тоже хочет бороться!

Усмехнувшись, она отходит от окна, будит свернувшуюся в клубок Бьянку и, кого-то передразнивая, с обидой в голосе говорит:

— Ты маленькая… Маленькая… Ты, Анита, галчонок… Ладно, Бьянка, спи!

Она ложится рядом с кошкой, на ворох морской травы и закрывает глаза.

Ей снятся белые голуби. Весенним солнцем вызолочены их крылья…

— Анита! — слышится во дворе голос сапожника Мануэля.

Проснувшись, Анита подходит к окну. Уже поздно. Четыре часа. Солнце перешло на другую сторону улицы. Но во дворе попрежнему жарко.

— Эй, Анита, пришла ли Фернана? — кричит Мануэль.

— Нет, не пришла. Но вы не беспокойтесь. Она задержалась на берегу.

— Тогда приходи ко мне.

— С Бьянкой?

— Можно и с Бьянкой.

— Проснись, Бьянка, идем! — зовет Анита. — Да где же ты, глупая? Удрала?

Сапожник Мануэль угощает Аниту хлебом и горстью маслин, а сам, шагая по комнате, пропитанной запахом кожи, с улыбкой глядит на девочку. Он доволен тем, что раздобыл для нее еду, а когда он доволен, то каждая морщинка на его лице смеется.

— Ешь, ешь, — говорит он Аните. — Жаль, что твоя Бьянка удрала, — ну, ничего, мы оставим и для нее.

— Долго ли я спала? — спрашивает Анита. — Ты, наверное, ходил без меня к морю гулять, да?

— Нет, я просто ходил по городу. На улицах много американцев. Богатые сеньоры. Всё покупают. Они хотят купить всю Испанию! — Морщинки на лице Мануэля перестают смеяться. Он сурово и взволнованно говорит: — Нет, Анита, Испания не продается! Народ скажет свое слово. Но что я с тобой говорю? Ты маленькая, Анита, галчонок…

Она на самом деле похожа на большеротого галчонка.

Но Анита сердится. Ее смуглое лицо заливается краской.

— Ладно! — в ответ Мануэлю кричит она. — Пусть! Зато я все понимаю! Я умная!

— Верно, верно, ты умная, — сдержав улыбку, соглашается Мануэль.

Он садится на табурет, берет в руки ботинок и, вбив в подошву несколько деревянных гвоздей, говорит:

— Да, Анита, я знал хорошие дни. Я шил обувь солдатам-республиканцам, храбрецам, как твой отец, Карлос, мой друг… Ты была тогда меньше Бьянки. Но то время еще вернется. Я снова буду работать для храбрецов. В моих башмаках они пройдут всю Испанию!

— Что же, и я не буду сидеть дома, — уверенно заявляет Анита.

Мануэль отрицательно кивает головой:

— Нет, ты будешь сидеть дома. Ты маленькая.

На этот раз Анита гневно сжимает кулаки.

— Я больше не буду, ладно… — спешит успокоить ее Мануэль. — Не сердись. Лучше скажи, что пишет мать из Кадикса?

У маленькой Аниты доброе сердце.

— Мать прислала нам вчера деньги, — забыв о своей обиде, отвечает она. — А Фернана сейчас же отослала их назад в Кадикс. Она сказала: «Анита, матери тяжело, она больная, и ей нужны деньги на лекарства, а мы с тобой как-нибудь проживем».

— Твоя Фернана славная девушка… — говорит Мануэль. — Но постой, слышишь, к нам, кажется, кто-то идет… Это шаги Ниньи Роситы…

Анита встает из-за стола. Ее охватывает волнение. Сейчас она увидит самую храбрую девушку Валенсии, коммунистку Роситу. Отчего же Мануэль никогда не говорил о ней? Боялся? Ну, да ведь за ней вот уже второй год как охотятся полицейские.

Дверь открывается. Но это вовсе не Росита.

В комнату входит мальчик в голубой куртке. У него много веснушек на лице, а сам он живой, веселый.

Анита разочарованно смотрит на него и замечает, что мальчик не так уж весел, каким показался ей с первого взгляда. Как жаль, что не пришла Росита! Но что это, не ослышалась ли она?..

— Садись, Росита, — приветливо говорит Мануэль.

Росита? Верно. Ведь это девушка. Веснушки на ее лице нарисованные. Она совсем маленькая. И некрасивая. Нет, красивая! Только не сразу открывается ее красота. Веснушки портят ее лицо.

А Росита, в свою очередь, разглядывает Аниту.

— Это сестра Фернаны? — спрашивает она. — Да? Так вот, Анита, можешь ли ты не плакать?

Анита удивлена. Странный вопрос. За ним, наверное, что-нибудь скрывается. Не хочет ли Росита послать ее с письмом к забастовавшим матросам на «Риего»? Что же, она прошмыгнет по трапу, как ящерица. А если полицейские ее схватят и начнут бить, она не уронит даже слезинки.

— Я никогда не плачу, — задержавшись на целую минуту с ответом, говорит Анита.

Тогда Росита подходит к ней ближе и кладет руку на ее плечо.

— Анита, твоя Фернана в тюрьме, — стараясь говорить спокойно, произносит она. — Ее взяли в полдень…

В комнате становится тихо. Очень тихо. Слышно, как жужжит муха. Анита не выполняет своего обещания. Слезы одна за другой бегут по ее лицу.

— Не плачь. Не надо… — утешает Мануэль. — Что же, Росита, случилось? Нашли белую краску?

— Да, Мануэль… Но как ни крепки стены тюрьмы, Фернана не одинока. Мы думаем о ней…

Обняв Аниту, Росита нежно гладит ее черные волнистые волосы.

— Не плачь, будь такой, как твоя Фернана, — говорит она. — А ты, Мануэль, передай Бентосу, чтобы он взял участок Фернаны. Каждый белый голубь для франкистов как нож в сердце. Прощайте, мне нельзя долго оставаться…

Плечи Аниты дрожат. Ее рот широко открыт — вот-вот она закричит. Но она молчит, сжав кулаки и прижавшись к Мануэлю.

— Пойдем-ка к морю, — говорит Мануэль.

На улице пыль, желтая, горькая. Ветви деревьев шумят, заглушая птичьи голоса.

Девочка и старик направляются к морю.

Там они долго сидят у воды. Мануэль курит все время, курит, глядя, как к гавани приближается судно. А маленькая Анита все еще вытирает рукавом слезы.