Мишель Пейвер - Пожиратель душ

— Инуктилук говорил, что ты вроде бы видела, будто я собираюсь совершить некое злодеяние? Но я никакого злодеяния не совершал и совершать не собираюсь!

К его удивлению, по всему снежному дому прокатился негромкий смех, даже четверо старейшин заулыбались, показывая беззубые рты.

— А кому из нас известно заранее, — возразила старуха, — какое злодеяние мы можем или не можем совершить? — Улыбка исчезла с ее лица, лоб пересекли печальные морщины. — Я видела именно тебя. И ты собирался нарушить главный закон всех племен.

— Он никогда бы не нарушил этот закон! — воскликнула Ренн.

Старуха, похоже, ничуть не была раздражена этим неожиданным вмешательством; дождавшись, когда Ренн умолкнет, она снова повернулась к Тораку и спокойно сказала:

— Небесные огни никогда не лгут.

Торак растерялся:

— Я не понимаю! Что же такое я собирался сделать?

Лицо старой женщины сперва исказилось, точно от боли, потом будто окаменело, и она тихо промолвила:

— Ты собирался поднять топор на волка.

— Напасть на Волка? — вскричал Торак. — Да никогда в жизни!

— Но я тоже это видела! — сказала вдруг Ренн. — Видела во сне. Да, я видела это во сне!

Эти слова сами сорвались у нее с губ. Но, едва произнеся их, она сразу же пожалела об этом.

Торак посмотрел на нее так, словно видел впервые в жизни.

— Я никогда не смог бы причинить зло Волку, — с трудом выговорил он. — Это невозможно!

Старуха из племени Песца только руками развела:

— Мертвые не лгут.

Торак вновь собрался протестовать, но старуха опередила его:

— Сейчас отдыхайте, ешьте, а завтра мы отошлем вас на юг, и зло пройдет стороной.

Ренн думала, что Торак станет возражать, сопротивляться, но он как-то странно вдруг притих. Впрочем, во взгляде у него по-прежнему светилось упрямство, что всегда означало: жди беды.

Люди Песца засуетились, доставая из ниш в стенах убежища самую разнообразную еду. Теперь, когда старейшины уже сказали свое слово, они были рады приготовить пир по случаю прихода гостей, словно Торак и Ренн просто так заглянули к ним на огонек, и теперь весь вечер им предстоит рассказывать или слушать всякие занимательные истории. Ренн заметила, с каким интересом все отнеслись к рассказу Инуктилука о том, как белый медведь украл у них тюленя, и сколько эта история вызвала сочувствия и смеха.

— Ты не расстраивайся, братишка! — крикнул кто-то. — Мне-то, к счастью, удалось своего тюленя удержать! Я прямо-таки повис на нем, так что еда у нас имеется!

— Почему ты мне не сказала? — тихо спросил Торак у Ренн. Лицо у него было бледным от волнения, глаза гневно сверкали, но Ренн видела, что это лишь внешние проявления того, как сильно он возмущен и потрясен ее «предательством».

— Я собиралась, — сказала она, — но ты первым тогда начал рассказывать мне о своем сне, и я просто не успела…

— Неужели ты действительно веришь, что я способен причинить зло Волку?

— Конечно же нет! Но я действительно видела тебя во сне с топором в руках! И ты стоял над Волком, собираясь нанести удар…

Весь день Ренн таила в душе воспоминания об этом страшном сне. Это был отнюдь не обычный сон, который вполне мог и не сбыться. Нет, это явно был вещий сон, очень яркий, красочный — такие сны Ренн видела самое большее раз в год. И такие сны обычно сбывались.

Кто-то передал ей кусок замерзшего тюленьего мяса, и она вдруг поняла, что смертельно голодна.

Помимо тюленины там была еще нежная шкура кита с вязким слоем жира, кисловатые лепешки из тертых почек ивы — эти почки люди Песца достают из зоба белых куропаток — и очень нежная смесь тюленьего жира с морошкой. Последнее кушанье понравилось Ренн больше всего. Снежный дом звенел от разговоров и смеха. Похоже, люди Песца чувствовали себя на редкость хорошо, позабыв обо всех тревогах и просто наслаждаясь веселым ужином. А вот Ренн чувствовала себя не в своей тарелке — прежде всего потому, что рядом сидел Торак и гневно молчал.

— Ссора не поможет нам отыскать Волка, — тихо сказала она. — И, по-моему, нам стоит рассказать этим людям о Глазе Гадюки…

— Ни за что!

— А если они смогут нам помочь?

— Не захотят они нам помогать! Они от нас избавиться хотят!

— Торак, это хорошие люди.

Он набросился на нее:

— Хорошие люди? Человек может ласково тебе улыбаться, а внутри иметь черную душу! Я знаю, я сам таких видел!

Ренн молча смотрела на него.

— Я не могу снова потерять его, — тихо прибавил он. — Тебе этого не понять. У тебя есть Фин-Кединн и все твои сородичи. А у меня — только Волк.

Ренн моргнула.

— Я тоже у тебя есть, — прошептала она.

— Это не одно и то же.

Она почувствовала, как у нее вспыхнули уши.

— Иногда я просто понять не могу, — сердито сказала она, — как это ты вообще сумел мне понравиться!

Тут Ренн окликнула какая-то полная, приземистая женщина. Она предложила ей примерить новую одежду, и Ренн тут же встала и вышла, даже не оглянувшись на Торака.

«Тебе этого не понять…» Его слова все еще звучали у нее в ушах, когда она ползла на четвереньках по низенькому туннелю в другой снежный дом, поменьше первого, где сидели и шили четыре женщины.

«Неправда! — хотелось крикнуть Ренн. — Неужели ты не знаешь, что ты и Волк — первые и единственные друзья в моей жизни?»

— Садись рядом со мной, — сказала ей та женщина, которую звали Танугеак, — и успокойся.

Ренн плюхнулась на оленью шкуру и, понурившись, принялась выщипывать из нее волоски.

— Гнев, — мягко заметила Танугеак, — это разновидность безумия. И напрасная трата сил.

— Но порой без него не обойтись, — буркнула Ренн.

Танугеак засмеялась:

— Ты в точности, как твой дядя! Он тоже вечно сердился, когда был молодым.

Ренн тут же выпрямилась и пристально посмотрела на нее:

— Ты знаешь Фин-Кединна?

— Он приходил сюда, только давно, много лет назад.

— Но зачем он сюда приходил? Как ты с ним познакомилась?

Танугеак похлопала ее по руке.

— Об этом тебе лучше спросить у него самого.

Ренн вздохнула. Она ужасно соскучилась по Фин-Кединну. Уж он-то наверняка сразу бы понял, как им поступить!

— А твои вещие видения, — сказала Танугеак, изучая запястье Ренн, — могут оказаться для тебя очень даже опасными. Тебе бы надо иметь знак молнии, чтобы в случае чего защитить себя. Странно, что ваша колдунья до сих пор об этом не позаботилась.

— Она хотела это сделать, — призналась Ренн, — но я ей не позволила.

— Так позволь мне. Я ведь тоже колдунья. Такая защита тебе понадобится. По-моему, у тебя в душе слишком много тайн. — Повернувшись к другой женщине, сидевшей чуть в стороне от остальных, она попросила ее принести инструменты для нанесения татуировки и, не дав Ренн возможности начать протестовать, положила ее руку себе на ногу. Потом, сильно натянув кожу у нее на запястье, принялась быстро накалывать рисунок с помощью костяной иглы, время от времени останавливаясь, чтобы обмакнуть кусочек мягкой кожи чайки в плошку с черной краской и втереть жидкость в наколотый рисунок.