Кейт УИГГИН - Ребекка с фермы Солнечный Ручей

- Пусть наша юная сестра завершит службу молитвой.

Кровь, казалось, застыла в жилах Ребекки, а сердце почти перестало биться. В тишине можно было отчетливо слышать взволнованное дыхание миссис Кобб. Ничего необычного в просьбе мистера Берча не было: во время своих путешествий по сельским приходам он постоянно встречал молодых "верующих со стажем", которые стали членами церкви в возрасте девяти или десяти лет. Ребекке было тринадцать; она играла на мелодионе, вела хор, передала, с видом большой житейской мудрости, приглашение своих теток - и священник, заключив, что, должно быть, видит перед собой юную опору церкви, воззвал к ней с величайшим простодушием.

Положение Ребекки было отчаянным. Как может она отказаться? Как объяснить, что она не "принадлежит"? Как станет она молиться перед всеми этими пожилыми женщинами? Едва ли Джон Роджерс [26] Джон Роджерс (1500 - 1555) - английский протестантский священник, казнен после возвращения в Англию Марии Стюарт. страдал на костре больше, чем бедная девочка в тот момент, когда она поднялась на ноги, забыв, что дамы молятся сидя, в то время как священники стоят во время молитвы. Что могла она сказать? Ум ее был в этот момент нагромождением картин, которые развернул в своей беседе преподобный мистер Берч. Ей, разумеется, был знаком общепринятый в подобных случаях язык. Какому ребенку Новой Англии, привычному к вечерним молитвенным собраниям по средам, он не знаком? Но ее внутренние молитвы были совсем иными. И все же она начала, медленно и с трепетом:

- Отче наш, сущий на Небесах... Ты Бог в Сирии так же, как и в штате Мэн... Там сегодня голубые небеса, и золотые звезды, и палящее солнце... большие деревья покачиваются в теплом воздухе, в то время как здесь снег лежит под ногами толстым слоем... но никакое расстояние - не препятствие для Бога... и потому Он с нами здесь, как Он с ними там... и наши молитвы поднимаются к Нему, "как стаи голубей, что дом завидели родной"... Мы не можем все стать миссионерами и учить людей быть хорошими... некоторые из нас сами еще не научились быть хорошими... но да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе... и все должны стараться, и все должны помогать... и тот, кто старый и усталый, и тот, кто молодой и сильный... Маленьким детям, о которых мы слышали, тем, что рождены под небом Сирии, поручена необычная и интересная работа во имя Твое. Некоторые из нас тоже хотели бы путешествовать в далеких землях, совершать чудеса храбрости ради язычников и осторожно удалять их идолов из дерева и камня. Но, возможно, мы должны оставаться дома и делать то, что поручено нам... иногда даже то, что нам не нравится... но что должно быть тем утренним жертвоприношением, с которым возносятся ароматы и о котором мы сегодня пели в псалме. Таким путем Бог учит нас кротости и терпению, и мысль о том, что Он желает этого, должна избавить нас от наших страхов и помочь нам нести бремя грядущих лет. Аминь.

Бедный невежественный, эксцентричный ребенок! Ее обращение к Богу было простым набором строк из разных гимнов и молитв, а также образов, которые использовал священник в своей проповеди, но она нашла свой способ употребить их и связать по-новому, так что создавалось любопытное впечатление, что это ее собственные мысли. Слова некоторых людей могут быть записаны со знаком минус - знаком того, что личность говорящего скорее вычитает что-либо из их значения, чем прибавляет к нему; но слова Ребекки всегда несли на себе знак плюс.

Сказав "Аминь", она села, или предположила, что села, на то, что, как она думала, было скамьей, - и это было благом. Через минуту или две, когда комната перестала кружиться перед ее глазами, она подошла к миссис Берч. Та нежно поцеловала ее и сказала:

- Дорогая моя, как я рада, что мы остановимся у вас! Если мы приедем в половине шестого, это не будет поздно? Сейчас три, а нам нужно съездить на станцию за нашим чемоданом и детьми. Мы оставили их там, так как не были уверены, вернемся ли мы или остановимся здесь.

Ребекка ответила, что в половине шестого они садятся ужинать, а затем приняла приглашение миссис Кобб доехать до дома вместе с ней. Лицо девочки пылало, а губы дрожали; это о многом говорило тете Саре, и потому поездка проходила почти в полном молчании. Впрочем, холодный ветер и успокаивающее присутствие тети Сары помогли Ребекке прийти в себя, и в кирпичный дом она вбежала весело. Слишком переполненная новостями, она не стала задерживаться в передней и снимать боты, но предусмотрительно внесла в гостиную плетеный коврик, чтобы, стоя на нем, рассказать все с самого начала и по порядку.

- Твои домашние туфли у огня; я положила их туда, чтобы они согрелись к твоему приходу, - сказала тетя Джейн. - Переобуйся, пока будешь рассказывать.

- Народу на собрании было очень мало, тетя Миранда, - начала Ребекка, - а миссионер и его жена - замечательные люди, и они едут сюда и проведут у вас сегодняшний вечер и завтрашний день. Я надеюсь, вы не будете возражать.

- Едут сюда! - воскликнула Миранда, роняя вязанье на колени и снимая очки, что она всегда делала в моменты особого волнения. - Они, что же - сами себя пригласили?

- Нет, - ответила Ребекка. - Я их пригласила. Мне пришлось сделать это за вас. Но я была уверена, что вы захотите принять таких интересных гостей. Все произошло так...

- Подожди, скажи сначала, когда они будут здесь. С минуты на минуту?

- Нет, через два часа... Примерно в половине шестого.

- Тогда ты можешь объяснить - если тебе это удастся, - кто дал тебе право приглашать сюда ночевать целую компанию чужих людей, когда ты прекрасно знаешь, что никакие гости не останавливались у нас уже двадцать лет и мы не намерены принимать никого и в следующие двадцать или, во всяком случае, пока я хозяйка в этом доме.

- Не вини ее раньше времени, Миранда, - сказала Джейн, - сначала выслушай ее. Я с самого начала думала, что, если бы мы пошли на собрание, вполне могло случиться что-нибудь подобное, ведь мистер Берч был знаком с нашим отцом.

- Людей на собрание пришло мало, - начала Ребекка. - Я передала все, что вы велели, и все были огорчены, что вы не можете прийти, так как председателя общества тоже не было, и в его кресло села миссис Мэтьюс. И это было очень печально, потому что сиденье было гораздо меньше, чем ей нужно, - мне вспомнилась строка из гимна, который мы пели: "Широко, как языческие племена раскинулись", - и на ней была большая меховая шляпа, из тех, что всегда сбиваются набок. А мистер Берч очень красиво говорил о сирийских небесах, и пение прошло хорошо, и, похоже, в ящике для пожертвований, когда его передали на нашу сторону, было около сорока центов. Но этого не хватит даже на то, чтобы спасти душу языческого младенца, правда? А потом мистер Берч сказал, что, если какая-нибудь из сестер предложит свое гостеприимство, он и его жена останутся в Риверборо на ночь и завтра проведут неофициальное собрание, на котором миссис Берч будет в сирийском костюме и они покажут красивые чужеземные вещи. И он ждал и ждал, но никто не сказал ни слова. Мне было так стыдно, и я не знала, что делать. А он снова повторил все, что сказал, и объяснил, почему хочет остаться: понимаете, он считал это своим долгом. И вот тогда-то миссис Робинсон и шепнула мне, что раньше миссионеры всегда останавливались в кирпичном доме и что, когда был жив дедушка, он не допускал, чтобы они ночевали в другом месте. А о том, что вы давно перестали приглашать их, я не знала, ведь за то время, пока я живу в Риверборо, здесь не было ни одного приезжего миссионера, кроме тех, что читают проповеди в воскресенье утром и потом сразу уезжают. Поэтому-то я и решила, что мне следует пригласить мистера и миссис Берч, так как вы не можете сделать это лично и велели мне представлять семью.