Анвер Бикчентаев - Семь атаманов и один судья

— Итак, приступаем к разговору, не особенно приятному для меня, — проговорила собеседница, перестав улыбаться. — Такая уж у меня обязанность.

— Надеюсь, что вы мне не сулите неприятность? Она неопределенно пожала плечами.

— Я не скрою от вас, что в самом коллективе редакции разгорелись страсти вокруг заметки, которая в некотором роде касается и вас, Хаким Садыкович.

— Судьи не застрахованы от жалоб… — проговорил он, как бы давая понять, что ничего странного не находит в том, что беседа приняла с самого начала деловой тон.

Пробежав глазами бумагу, которую держала перед собой, редактор произнесла:

— Автор данного письма информирует общественность о некоторых неблаговидных поступках — еще точнее, о проступках ребят с Последней улицы, к которой, как утверждает он, с некоторых пор вы имеете близкое касательство…

— М-да! — усмехнулся Хаким Садыкович. — Для начала неплохо!

Ему показался забавным сам повод, вызвавший страсти среди газетных сотрудников. С чего бы это? На его взгляд, ничего выдающегося не происходило и не происходит на Последней улице. Во всяком случае, из ряда вон выходящего…

— Мы не имеем права поступать опрометчиво, — произнесла женщина, так и не поняв, почему вдруг Хаким Садыкович пришел в хорошее настроение. — Наш сотрудник первым делом обратился в райком комсомола, так как дело касалось подростков. К сожалению, инструктор райкома, с которым мы, связались, не опроверг ни один из фактов, приводимых в заметке. Более того, он подтвердил, что недавно он сам вынужден был отказаться от обязанностей вожатого на Последней улице.

— В данном случае инструктор не совсем точен. Как мне известно, не он сам отказался, а его просто-напросто не приняли. Одним словом, забаллотировали… Однако вернемся к нашим баранам, как говорили в старину. В чем же конкретно обвиняются мальчишки и девчонки с Последней улицы?

— Во-первых, в краже аквариумов…

— Да, такое событие имело место.

— Во-вторых, в попытке ограбления материального склада студии телевидения…

— В вашей заметке не указывается, в каком народном суде разбиралось это дело? Очень жаль, — добавил он, увидев, что она отрицательно покачала головой.

— Ребята, предоставленные самим себе, дважды, притом демонстративно, отказались принять вожатых, присланных райкомом комсомола.

— Допустим, что и это правда.

— Далее автор сообщает о коллективных драках, которые затеваются с соседними кварталами.

— Мне известен лишь один случай, когда ребята вынуждены были защищать свою честь.

— По-моему, самое страшное в том, что ребята, теряя облик советских детей, поголовно занялись спекуляцией. Автор уличает их в продаже грибов на базаре, цветов на улицах и площадях города.

— И это все? — спросил судья, не переставая улыбаться.

— Нет, не все… Дня три назад группа ребят на коллективных началах организовала частный перевоз через реку Белую, что подтверждается официальной справкой из милиции.

Вот в какой миг сошла улыбка с лица судьи.

— Про грибы все верно и про цветы тоже. И частный перевоз имеет место… Кстати, в вашей заметке не указывается, ради чего ребята собирают деньги. Так я вам скажу: своими сбережениями они хотят помочь Вьетнаму!

— Ну, знаете ли! — воскликнула собеседница. — После всего того, что вы сами подтвердили, очень трудно, просто невозможно поверить в их благородные поступки. Какая гарантия, что они…

«Хорошо, что наш разговор не слышат Азамат и Земфира, — подумал Хаким Садыкович. — Бедные и гордые рыцари с Последней улицы!»

— Не зная тех ребят и девчат, — по возможности спокойно заговорил судья, — не представляя себе того, на какие добрые дела они способны, я бы лично не спешил усомниться в их хороших намерениях.

— На вашем месте я, наверное, то же самое пыталась бы делать, защищать их по мере сил…

Ее слова вывели судью из равновесия, но ему удалось овладеть собой.

— Не спешите делать выводы. Я и не собираюсь их защищать. Они как-нибудь сами постоят за себя. Если хотите знать, они и меня забраковали. Дали понять, что я тоже не подхожу для роли вожатого. Они, гордые души, не так просты, как вам кажется…

— Разве это лишний раз не доказывает…

— Единственное, что пока мне удалось сделать, это не оттолкнуть их от себя, — закончил судья свою мысль.

Теперь пришел черед улыбнуться редактору:

— Не оттолкнуть от себя? И вы считаете, что в этом направлении в некотором роде достигли успеха?

— Это большой успех, если мы представим себе, что дело имеем с неудобным поколением.

— Что еще за неудобное поколение? — глаза редактора сделались испуганными.

— Не пугайтесь, речь идет лишь о переходном возрасте. Отрочество молодых всегда было неудобным для старшего поколения. Пожалуй, и не только для старшего поколения. Еще не ясно, кто больше страдает в этом возрасте: воспитатели или сами дети, одержимые навязчивой идеей как бы побыстрее сделаться взрослыми!

Он продолжал говорить о том, что в период самоутверждения личности могут быть ошибки и оплошности, но редактор уже слушала его невнимательно. Она проводила судью почти до дверей своего кабинета, — кстати, подобное проявление вежливости тоже считается признаком хорошего тона.

— Очень рада, что я с вами близко познакомилась, — проговорила она, подавая руку на прощание. — Чрезвычайно обязана вам…

В то время как Хаким Садыкович возвращался домой внутренне успокоенный, уверенный, что снял с мальчишек и девчонок, ищущих и ошибающихся, незаслуженные обвинения, редактор газеты осталась сидеть в своем кабинете наедине с тягостными мыслями. Как ни странно, продолжительный разговор с судьей ни в чем не разубедил ее, не устранил сомнений — наоборот, укрепил в сознании необходимость без промедления выступить с разоблачительной заметкой.

Приглашая судью в свой кабинет, она была убеждена, что в лице его редакция найдет сообщника, а между тем Хаким Садыкович обманул ее надежды. Пытаясь защитить воров, хулиганов, приписывая им какие-то положительные порывы, судья выступал в непривычной для себя роли адвоката. Подписывая в набор письмо читателя «Соловьи-разбойники с Последней улицы», она невольно поморщилась, вспомнив странные рассуждения судьи о неудобном поколении. А то, что не проверено жизнью, не утвердилось в сознании людей, всегда непригодно для печати.

«Что за обычай играть словами?! — возмущалась она. — Какой толк напускать туман на совершенно ясные понятия?»

А в это время не подозревавшие о нависшей над ними грозной туче «соловьи-разбойники» всей улицей старательно сочиняли ноту, исправляя и переписывая почти каждое слово.

НОТА УФИМСКИХ ДОБРЫХ АТАМАНОВ ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ФРОНТА НАЦИОНАЛЬНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ ЮЖНОГО ВЬЕТНАМА