Николай Григорьев - Бронепоезд «Гандзя»

— Прицел сорок, — скомандовал я. — Для проверки!

— Для проверки. Сорок! — повторил красноармеец в телефон.

Снаряд пошел — и взметнул землю уже по эту сторону станции.

— Недолет! — крикнул я, повеселев. — Что-то, видно, начинает получаться. А ну, прибавим делений…

— Сколько прибавить? — Красноармеец задержал трубку.

— Валяй для ровного счета полсотни!

— Пятьдесят делений, — передал телефонист.

Гаубица бухнула.

Я стал считать секунды, быстро прикидывая на глаз, куда может упасть снаряд.

— Есть!

В облаке дыма взлетел к небу длинный решетчатый столб. Взлетел, перекувырнулся в воздухе и рухнул на землю.

— Попали! — взревел я. — Семафор срезали, гляди!

— Да мне не видать отсюда, товарищ командир, — жалобно отозвался красноармеец, вытягивая шею и приплясывая на цыпочках.

Верно, я сгоряча и не сообразил, что ему снизу не видно.

— Давай, давай, Никифор! — замахал я руками. — Сейчас прямо по ихнему поезду хватанем… Пятьдесят пять!

Красноармеец кинулся к аппарату:

— Пятьдесят пять делений!

«Пятьдесят пять, пятьдесят пять, — повторял я про себя. — Не уйдешь, проклятый… пятьдесят пять!»

Я уже и в бинокль не смотрел. Не до бинокля тут!

Бронепоезд выстрелил. Раз, два, три, четыре… да ну! От нетерпения я даже топнул ногой по суку.

И следом за мной словно кто-то огромный топнул по путям станции. Как брызги, взлетели шпалы, обломки рельсов, дым, земля, пламя.

— Попадание! — Я даже привскочил на месте. — Пятьдесят пять, беглый огонь!

Но тут в воздухе поднялся такой свист и так загремело кругом, что в первую минуту и не сообразил, что за грохот, откуда.

Над верхушкой дерева что-то треснуло, меня обдало едким дымом и осыпало листьями. Фуражка сорвалась с головы и полетела вниз, прыгая по веткам.

Шрапнелью хватило…

— Товарищ командир! Товарищ… — вдруг расслышал я сквозь свист и грохот встревоженный голос красноармейца. Я перевесился через ветку, глянул вниз.

Телефонист махал мне трубкой.

— Наши передают, держаться невозможно… Белый снарядами засыпал!

— Ладно, — кричу, — сейчас! А почему замолчали? Где беглый огонь? Кричи, чтоб били из пушки! Пятьдесят пять!

— Пятьдесят пять, — эхом донесся ко мне голос красноармейца. Пятьдесят пять…

А свист кругом не прекращался, точно в воздухе справа, слева и над головой стегали длинными бичами. Это свистели, пролетая быстрой очередью, трехдюймовые снаряды из скорострельных пушек.

Бьют гады по нашему бронепоезду. Со всех сторон взялись за него!

Но как же они его нащупали? Ведь он стоит в укрытии, запрятан, как в яме…

Я подкрутил бинокль и, напрягая глаза, посмотрел в сторону Проскурова. Что такое?… На станции все как было. Даже поезд с серыми вагонами стоит себе у платформы как ни в чем не бывало. Стоит паршивец! Значит, я мимо взял с пятидесяти пяти делений. Эх, надо бы взять пятьдесят восемь или шестьдесят. Как раз оказалось бы впору!

— Товарищ командир! — крикнул красноармеец у телефона. — Не могу ваше приказание передать. — Он кинул трубку на аппарат и вскочил на ноги. — Связь перебита. Надо бежать чинить!

Телефонист словно разбудил меня своим голосом. Я сразу понял: нельзя медлить ни минуты, надо снимать бронепоезд с позиции!

— Отведите бронепоезд! — крикнул я. — Беги, передай машинисту: убраться на полверсты назад!

Красноармеец пустился во весь дух исполнять мое приказание, а я стал слезать с дерева.

На прощание я в последний раз посмотрел в ту сторону, откуда летели на нас снаряды. Там что-то переменилось… Но в чем перемена? А, вот оно что! Серый поезд двинулся вперед. Виднее его стало. Какой-то куцый поезд — всего три-четыре вагона… Что это — товарный, воинский?

А поезд на станции словно подмигнул мне в ответ, блеснул на солнце окном. И еще раз блеснул, и еще. Будто дразнит!

Я смотрел в бинокль не отрываясь.

Опять блеснуло… Да нет, это не окно… Это с поезда стреляют: блеснет — и грохнет, блеснет — и грохнет… Бронепоезд! Вот, значит, какие серые вагончики выкатили на линию. Должно быть, из-за границы пригнали. Так, так… Ну что ж, встретимся на рельсах, познакомимся…

Я стал рассматривать бронепоезд. Смотрю, смотрю, ничего не хочу пропустить. Вон — башенки… с пушками, а другие поменьше — те, конечно, с пулеметами. И весь поезд обтянут броней по самые колеса и еще того ниже. Точно в юбках вагоны. Эх, вот нам бы такой броневичок!

Вздохнул я даже…

Перед самым поездом на путях копошились какие-то люди. Я догадался, что чинят путь. Ага, это после наших снарядов. Ну поработай, поработай, это тебе только задаток для первого знакомства!

Я соскочил с дерева и поискал в траве свою фуражку. «Вот она! Ух ты, какая дыра в ней! Удивительно, как это меня не царапнуло!»

Отключив от провода телефонный аппарат и подхватив его, я пошел разыскивать своих.

Только успел я отойти от деревьев и повернуть в тыл, как навстречу мне показалась наша пехота. Бойцы, побрякивая котелками и снаряжением, пробирались между холмами. У каждого на фуражке алела ленточка. Были красные ленточки и на груди, а у иных и на винтовках.

В первую минуту я заметил только небольшую группу красноармейцев, не больше отделения. Но, пройдя несколько шагов, увидел в стороне от первой новую группу бойцов, потом еще группу, еще. Что ни холм, то кучка красноармейцев в траве.

И по эту и по ту сторону железной дороги не спеша двигались по направлению к Проскурову батальоны нашей пехоты.

— Здорово, товарищи, — сказал я, поравнявшись с отделением красноармейцев.

— Здоров, здоров, — ответили бойцы и, быстро оглядев меня всего, кивнули на мой бинокль и телефонный аппарат под мышкой: — Из артиллеристов? Ну как там буржуяки — поднес им к завтраку горячего кофею?

Я заломил свою простреленную фуражку набекрень.

— А ничего, — говорю, — малость угостили их.

И, разминувшись с пехотинцами, я пошел своей дорогой.

«Повозятся теперь буржуяки с починкой пути, хоть недаром мы постреляли. Полдня-то уж прокопаются». Но сейчас же я подумал: «А что, если на станции совсем пустяковое разрушение?… А у них ведь бронепоезд!» Я так и замер на месте. «Если только бронепоезд покатит вперед — пропал наш вагон с гаубицей, все пропало. Ведь наши там ничего еще не знают о бронепоезде, не ждут нападения!»

И я кинулся бежать напрямик через холмы, не обращая внимания на шрапнели, которые все еще высвистывали в воздухе. Только пробежав шагов триста, я присел, чтобы немного отдышаться (аппарат был тяжелый, точно колода, и мешал бежать).

«Ну чего прежде времени тревожиться? — твердил я про себя. — Снаряды у нас основательные, по два с половиной пуда весом, одной только взрывчатой начинки по крайней мере полпуда. Ведь это все равно что большой фугас! А я таких фугасов две штуки им вкатил на станцию… Часа три-четыре наверняка провозятся там с ремонтом, это уж самое малое!»