Борис Антонов - Концерт для контрабаса с собакой

Я прыгнул в речку.

Бочки на дне не было.

Я вынырнул, глотнул воздуха и снова ушел на дно. Отплыл в сторону, к старой коряге. Нет бочки.

Нырнул в третий раз. Тоже напрасно. Видно, далеко ее унесло течением.

— Ну что, подводник? — насмешливо спросил Таратута. — Загубили вещь? Кто за нее теперь рассчитываться будет? Родители?

— Не-е-е, — протянул я, стуча зубами.

— Ага, значит, побаиваетесь своих стариков? Вот и хорошо! Теперь и тебя, рыжий, можно отпустить.

Алешка выскочил и, растирая руку, отошел к кустам.

— Значит, так, — диктовал нам свои условия Таратута! — или вы бочку достаете, или я иду к вашим папам-мамам… Выбирайте…

Смешно… Тут и выбирать-то нечего. Алешка уже и рубашку снимает.

И тут на мосту показался синий автобус.

Дядя Петя едет.

Только бы он нас не увидел! Помочь не поможет, а дело испортит.

Но он увидел. Автобус остановился на обочине, дядя Петя высунулся из кабины и крикнул:

— Алешка! Назад!

Алешка неторопливо входил в воду. Дядя Петя выпрыгнул из кабины и подбежал к нам.

— Я кому говорю: назад? Ну-ка, храбрец нашелся! Вылезай!

Алешка нехотя пошел к берегу. Дядя Петя обернулся и увидел Таратуту.

— Здрасьте! — протянул дядя Петя, обескураженный неожиданной встречей.

Таратута поздоровался. Глаза его забегали, как будто пытаясь зацепиться за что-нибудь.

— Гм, — хмыкнул дядя Петя, — на мировую пошли?

— Не совсем так, — замялся Таратута. — Я сына с бочкой на речку послал…

Таратута замолчал, бросая на нас ехидные взгляды. Мы оцепенели.

— …а она утонула, — неожиданно закончил Таратута.

— И вы заставили их в холодную воду нырять?

— Сами вызвались… Спросите их.

Дядя Петя посмотрел на нас. Мы отвернулись.

— Ясно! — махнул рукой дядя Петя. — Что же вы им за свою бочку пообещали? Собаку?

— Какую собаку?

— Ту, которая вам не нужна… Дика… Непонятно. только, почему вы вчера с ним от нас удирали… Убить собираетесь?

— Кто сказал?

— В деревне говорят… Из-за ягод каких-то…

— Колупнички?

— Вот-вот, из-за нее.

— Я эту колупничку сам сажал, сам растил, сам водой полил… Она созрела, а он проворонил… Разве я буду такую беспородную разиню держать?.. Нет, конечно… Этак и без яблок останешься… Ну, ничего… Скоро я такую собачку привезу, за версту обходить будут…

— Отдайте Дика! — попросил дядя Петя. — Я за это вам новую бочку достану.

— Не нужна мне ваша бочка… И хитрость ваша не пройдет… Вовка, шалопай, про режиссера все толковал. Но меня не проведешь на мякине.

Таратута усмехнулся, провел пухлой ладонью по блестевшей на солнце лысине и потрогал мясистый нос.

— Не выйдет, уважаемые. Как говорится, кина не будет!

— Может, найдем общий язык? — не отступал дядя Петя.

— Едва ли! — покачал головой Таратута. — Слишком много накопилось, чтоб на пакости добром отвечать…

— Но поймите же, — пытался убедить Таратуту дядя Петя, — я вам новую бочку достану, я…

Таратута насмешливо вздохнул и отвернулся.

— С вами говорить — только время терять. А время — деньги.

— Не все же деньгами измеряется! — крикнул ему вслед дядя Петя, но тот даже не обернулся.

Журчала вода в реке. Вокруг раздавалась трескотня кузнечиков. Где-то вдалеке лениво гавкнула собака.

Я не находил себе места. Брался за контрабас, но игра не получалась. Хватался за карандаш, но рисовать не мог.

Папа заметил мое беспокойство и спросил:

— Что-нибудь случилось, Гера?

— Да нет, ничего особенного, — ответил я, стараясь не морщиться от боли в пояснице и руках: встреча с метеоритом давала знать о себе.

— А может, случилось? — не отставал папа.

Мамы и папы хорошо чувствуют наше настроение. От них трудно что-либо скрыть. И тогда приходится или говорить правду или скрывать ее. Есть, конечно, тайны, которые нельзя раскрывать. Но это совсем другое дело.

— Скажи, папа, что бы ты сделал, если бы твой товарищ в беде оказался? — спросил я, отложив альбом в сторону.

— Что за вопрос? — удивился папа. — Помог бы ему.

— Даже если бы тебе грозила опасность?

— Я бы не подумал об этом. Просто не успел бы подумать.

Папа уже несколько дней сидел над чертежами и делал какие-то расчеты. Мама выговаривала ему за это, но он только разводил руками, обещал до конца отпуска не браться за чертежи и все-таки брался.

Все ясно. Папа поддерживает меня, даже не зная, о чем я говорю. На всякий случай я уточнил, не собираются ли они вечером сходить в кино. Картину новую в дом отдыха привезли. Туда пешочком полезно пройтись, а оттуда деревенских на автобусе привозят.

Папа сказал, что они пойдут в кино.

Все шло по плану.

Как только мама и папа ушли в клуб, я побежал к Алешке. С полчасика мы позанимались английским. Алешкина мать радовалась и благодарила меня. Доволен был и Алешкин отец. Его приводили в восхищение иностранные слова и выражения, и он очень жалел, что сам не знает ни одного иностранного слова.

Когда стемнело, мы сделали вид, что собрались подышать свежим воздухом и вышли на крылечко.

— Знаешь что? — прошептал Алешка. — Дика-то, наверно, уже и нет.

— Как нет? — шепотом ответил я, схватив его за руку.

— А вот так и нет. Зря что ли Таратута грозился? Не слышно Дика.

Мы бросились к Таратутиному дому. Недалеко от забора залегли в траве.

Алешка тихо окликнул собаку.

Дик не отозвался.

Алешка свистнул.

Дик молчал.

Мое волнение передалось Алешке. Я положил руку на его плечо и крепко сжал ладонь. Хорошо, что вовремя. Иначе бы он перемахнул через забор.

— Алешк, не волнуйся. Сейчас мы узнаем про Дика,

Я сказал, как можно узнать, жив Дик или нет. Алешка от радости так хлопнул меня по спине, что я еле от земли отлепился.

Мы побежали ко мне. Я залез в окно и подал Алешке контрабас. Он осторожно взял его, поставил на землю. Я выпрыгнул, и мы поспешили к Таратутиному дому.

Дальше пошло, как по нотам. Я дернул за струны.

Воздух наполнился густым бархатистым гулом. Я взял еще несколько аккордов. В тот же миг к звукам контрабаса присоединился знакомый вой.

— Алешка! Это Дик! Дик это! Дичок! Дикуша! — кричал я, дергая за струны. — Он живой! Живой он!

Алешка зашипел на меня и прижал струны ладонью,

— Хватит музыки! Таратута услышит.

Я положил контрабас на землю. Надо подумать. Подумать вот о чем.

Мы выяснили, что Дик еще живой. Это раз.

Мы выяснили, что его прячут. Это два.

Мы выяснили, что дипломатическим путем его не освободить. Это три.

Значит, надо выяснить, где скрывают Дика и придумать, как освободить его. Это четыре, пять и шесть.

Алешка сказал, что слышал вой из погреба. Мне же показалось, что Дик пел в сарае.

— Давай еще раз, — прошептал Алешка. — Ты играй, а я буду звукоулавливателем. Подушевнее играй.