Мария Парр - Вафельное сердце

— Ой, бедная, — сказал я.

Вскоре заглянула моя мама — посмотреть, не очень ли я мешаю украшать пирог.

— Лена, ангел, ты заболела? — спросила и она тоже, усаживаясь на краешек кровати.

Мама хорошо разбирается в болезнях, потому что у нее куча детей.

— Кари, что это, по-твоему? — спросила мама Лены, принеся чай.

Мама считала, что это ветрянка. Я, сказала она, переболел ветрянкой в три года, а ею два раза не болеют. Так что я мог идти на праздник к Лене. Если она хочет.

Лена хотела, поэтому в шесть часов я постучал к ним в дверь в выходных шортах и с подарком в руках. Я подарил крокет. Мне кажется, Лене подарок понравился. Молотки можно приспособить для чего угодно, сказала она.

Праздник получился отличный. Ленина мама уложила Лену в гостиной, и она с дивана командовала нами как королева. Мы смотрели видик и съели втроем огромный пирог. Лена всего один раз рассердилась из-за своей дурацкой сыпи и запузырила в стену булочку с корицей.

— Вот любишь ты швыряться, — сказала ее мама и вздохнула.

К вечеру именинница почувствовала себя хуже, и я решил, что мне лучше пойти домой. Однако Лена и слышать об этом не желала. Фигушки, сказала она, где это видано, чтобы единственный гость смылся в полвосьмого, когда разрешили праздник до девяти. Ладно, я положил себе еще кусочек пирога, а Лена заснула.

— Я говорила с больницей, — шепнула мне Ленина мама. — Доктор все равно сегодня на нашем берегу, так что он заедет попозже.

И почти сразу в дверь постучали. Я вытянул шею и выглянул в коридор. Доктор был гораздо моложе, чем доктора обычно бывают, и ужасно симпатичный. Взрослые долго здоровались и любезничали в прихожей, а когда доктор наконец вошел в гостиную, он продолжал через плечо улыбаться Лениной маме, так что запнулся о порожек и буквально ввалился в гостиную.

— Это ты болен? — спросил он меня, когда ему снова удалось обрести равновесие.

— Нет, я уже болел, — гордо ответил я и показал на Лену на диване. Если б я этого не сделал, думаю, доктор плюхнулся бы прямо на нее. То-то крику было бы! Теперь же он осторожно пристроился с краешку и положил руку ей на плечо. Лена проснулась сперва немножко. А потом как проснется по-настоящему! Она посмотрела на доктора, как если б он спустился через крышу второго этажа, протерла глаза и взглянула на него еще раз. Потом резко села и завопила на весь дом:

— Папа!!!

Кусок пирога скатился у меня с ложки обратно на поднос.

— Мам, но ты же уже подарила мне велосипед! — продолжала Лена и смеялась от счастья, несмотря на сыпь, температуру и всю эту канитель.

— Я… этот, я врач, — пробормотал несчастный доктор.

— Мама, он еще и доктор! В семье всегда пригодится!

Мама Лены прибежала из кухни.

— Лена, он просто доктор, — объяснил я, чувствуя, что в животе начинается страшный смех. Я не знал, как его спрятать, и в конце концов решил выпустить его наружу, хотя Лена легко могла рассвирепеть. Но она так замучилась с сыпью и температурой, что сил сердиться у нее не было. Она просто натянула одеяло на голову и откинулась на лежанку как куль.

Когда доктор изучил каждый Ленин прыщ, до ближайшего парома все еще оставалось больше часа. И Лена пригласила его на день рождения. Его звали Исак. Он только начал работать врачом и рассказывал, как ему страшно перепутать разные болезни.

— Но у меня точно ветрянка? — спросила Лена.

Да, Исак был совершенно уверен, что у Лены ветрянка.

Собравшись уходить, он увидел в ванной мотоцикл. И тут же оказалось, что у него самого мотоцикл, и в результате они с Лениной мамой так долго обсуждали мотоциклы, что доктор едва не опоздал на паром.

— Отличный день рождения, — сказала довольная Лена, когда Исак сумел уйти.

Ее мама улыбнулась как-то чудно и кивнула.

Лена поправилась быстро. Выздоровев, она первым делом решила тренироваться на вратаря. Она посмотрела по телевизору футбольный матч, пока болела.

— Трилле, от вратаря все зависит. Он командует, куда всем бежать.

Я подумал, что вратарь — это как раз для Лены. Она у нас в команде единственная девочка и злится по любому поводу. Поэтому остальные мальчишки из команды часто злят ее нарочно, и Лена считает, что у нее не команда, а сборище сумасшедших.

Летом нет ни тренировок, ни игр, но мы с Леной играем много, особенно когда поля скошены. Только беда, опять куда-то делся мяч. Я обыскал все, но не нашел. Пришлось идти к маме, просить купить новый.

— Знаешь что, мой друг, — сказала мама. — Это уже второй мяч за год. Новый даже не проси.

— Мама, но мне нужен мяч!

— Тогда придется тебе купить его самому, Трилле-бом, — сказала мама.

Взрослые легко говорят такие вещи, совершенно не думая, где их бедный родственник возьмет деньги.

Магнус сидел на двухъярусной кровати и играл во что-то на мобильном телефоне. У Магнуса всегда водятся деньги. Летом они с другом каждый день берут гитары и едут в город. Там они играют на пешеходной улице, и народ кидает им монетки в шляпу.

Я посмотрел на Магнуса и принял решение. Я тоже поеду в город на заработки. Если Лена поедет со мной.

— Мы будем стоять и петь так, чтобы все слышали? Ты серьезно? — спросила Лена, когда я пришел посвятить ее в мой план. Она приготовила себе свой фирменный завтрак, настолько вредный для здоровья, что готовить его можно только если никого нет дома.

Перестав на минуту жевать, она сказала:

— Надо на чем-нибудь играть, иначе никто не подаст.

— Мы только в блок-флейту дудеть можем, — напомнил я.

— Блок-флейта — хороший инструмент, — ответила Лена.

На том и порешили.

Нам надо было порепетировать. В последний раз мы играли так давно, что почти забыли о том, что у нас есть флейты. Сначала мы устроились у нас на кухне, но довольно скоро маме понадобилось послушать что-то чрезвычайно важное по радио, и она попросила нас пойти в другое место. В гостиной мы едва успели дунуть два раза, как папа сказал, что играем мы очень красиво, но, к сожалению, его голова не выносит никакого шума по вторникам. Тогда мы спустились к деду, но у него от нас запищал слуховой аппарат, пришлось нам убираться и оттуда. В конце концов мы заперлись в хлеву, сели на старый трактор и принялись репетировать.

Мы старались изо всех сил, правда, нашлась всего одна песня, которую мы оба знали, — «Счастливого вам Рождества!». Мы разучивали ее в школе для рождественского концерта.

— Красота, аж до мурашек пробирает! — сказала Лена.

Она считала, что мы поем божественно, как хор ангелов прямо.

Назавтра ярко светило солнце и было двадцать пять градусов. Море лежало как голубая крахмальная простынка. Дедова лодка казалась точечкой на горизонте.

Мы с Леной бегом бежали всю дорогу до пристани, и еще пришлось десять минут ждать парома. Поднимаясь на борт, мы спрятали флейты под футболками, но папа все равно их заметил. Он постучал пальцами по своему ящику с билетами и посмотрел на нас сурово.