Юрий Ермолаев - Можете нас поздравить!

Витька когда такие истории рассказывает, всегда очень серьёзным становится. Даже не верится, что он умеет строить рожицы и передразнивать ребят. Витька на грабителей и всяких хулиганов ужас как злится. Потому что, если бы их не было, жизнь у нас совсем хорошей стала бы. Так Витькин отец говорит.

А после Витька рассказал, как того мальчика хоронили. Народу на кладбище было — не сосчитать. Пожалуй, больше, чем на похоронах известного артиста. Вся пионерская дружина в почётном карауле выстроилась. А на могиле ему поставили памятник высокий, гораздо выше, чем он сам. И вверху на каменной глыбе его портрет высекли, с пионерским галстуком на груди. За подвиг, который он совершил.

«А умереть в постели от скарлатины просто обидно», — вздохнула Света.

К счастью, у неё оказалась не скарлатина. Врач, старенький, с седой бородкой и совсем голой головой, осмотрел Свету и сказал:

— Сущий пустяк. Маленькое воспаление верхних дыхательных путей. Придётся денька три полежать, потом денька два походить по комнате, но не по улице. — Тут он погрозил Свете пальцем: — А уж после, если не будет температуры, явитесь ко мне в поликлинику, и я выпишу эту шалунью в школу.

Мама отгородила Свету ширмой, положила к ней на тахту Тапа и позвонила отцу на работу, чтобы он не волновался. Потом мама принялась готовить обед, а специально для Светы сделала тёплый клюквенный морс. Мама осталась дома. Доктор велел ей ухаживать за больной дочкой.

Света пила клюквенный морс и рассказывала Тапу про свою таинственную переписку с неизвестными орунзаками. А потом подумала:

«Может, рассказать о них маме?»

Она как раз вошла в комнату и стала подметать пол.

«Нет, не скажу, — раздумала Света, — ведь тогда придётся и про Гаврилку всё рассказать». А разве можно было рассказать маме про Гаврилку? Она сейчас же побежит в школу или к его матери, чтобы та уняла сына. Уж тогда Гаврилка её в самом деле поколотит.

«Об орунзаках от меня не узнает ни один взрослый, — сказала сама себе Света так, точно клятву принесла. — Вот если я подружусь со своими новыми одноклассниками, то обязательно всё им расскажу. И самому первому — Вите Пухову. Витя замечательный человек! Наверно, он тоже совершит какой-нибудь подвиг. И совсем неважно, что он передразнивает на уроках ребят и гримасничает. Зато Витя всё понимает. Даже в первый день, когда я пришла к ним в класс (теперь Света хорошо это поняла), Витя вовсе не хотел обидеть меня. А наоборот, хотел рассмешить. Потому что чувствовал, как бывает не по себе новичку. Витя справедливый. Если виноват, выкручиваться не станет. И хвалиться зря не будет, как председатель Колька. За это Маргарита Павловна и прощает ему многое.

«Хорошо бы вместе с Витькой выследить этих орунзаков. Только когда это будет! — вздохнула Света. — И захочет ли ещё Витя дружить со мной? У него небось уже есть друзья. И дела свои есть».

Светины мысли прервал телефонный звонок. Звонила какая-то мамина знакомая.

— Знаешь, с кем я говорила? — спросила Свету мама, вешая трубку. — С мамой Алика Футликова. Они собираются с Аликом в наш универмаг и заодно хотят зайти посмотреть, как мы устроились.

— С Аликом? — переспросила Света и поморщилась. Но тут же тихонечко рассмеялась: «Если этому храбрецу предложить помочь выследить орунзаков, он от страха, наверно, целую неделю икать будет. Ну и Чапай! Жаль, нет с ней бабушкиного Казбека, он сразу бы Мишара обнаружил. Умная собака! Понюхал бы его записку и по запаху нашёл бы. А может, написать об орунзаках бабушке и посоветоваться с ней, как быть? Нет, она ещё, чего доброго, маме напишет. Тогда самая настоящая каша заварится. Уж лучше написать бабушке обыкновенное письмо.

И Света принялась писать бабушке. В письме она сообщила, что заболела и что в новой школе ей очень нравятся ребята и учительница.

Проснётся Света утром во время болезни и каждый раз думает:

«Навестят меня одноклассники или нет?»

А к вечеру расстраивается:

«Никто не пришёл, как в той школе».

И вдруг на пятый день болезни, когда у Светы была уже нормальная температура и мама разрешила ей немножко походить по комнате, раздался звонок.

«Должно быть, Алик со своей любопытной мамочкой», — решила Света и спряталась с головой под одеяло. Но в комнату вошла встревоженная и не похожая на себя Синеглазка. Глаза у неё и так большие, а тут совсем огромными сделались.

— Что с тобой? — вырвалось у Светы.

— Ой, Светка! Если бы ты знала, что я сейчас пережила, — присаживаясь к ней на тахту, проговорила Наташа и зашептала ещё тише и таинственнее: — Только я в ваш подъезд вошла, а перед лифтом какой-то человек стоит. Весь в чёрном, точно привидение. Отнял он от лица плащ, а лицо в маске льва. Я даже к стене шарахнулась.

Света замерла.

— А под плащом у него знаешь что я заметила? Колчан со стрелами. Как у древних индейцев.

Света побледнела.

— Остановил он меня и сказал страшным голосом, — продолжала Наташа, копируя незнакомца: — «Свету Мохову знаешь?» Я так испугалась, что даже ответить ему не могла. Только головой кивнула. Улыбнулся он, как лев в Зоопарке перед вкусным обедом…

— Через маску? — удивилась Света.

— Через маску! — кивнула головой Наташа. — Она у него, наверное, резиновая. Улыбнулся, значит, и говорит мне на ухо: «Отдай этот конверт Свете, да смотри сама не раскрывай, а то…» Распахнул плащ, а под ним лук со стрелой: смотри, мол, в случае чего… Затряслась я как осиновый лист и говорю: «Отдам, отдам, только ты убери свою колючку». А он усмехнулся и говорит: «Это не колючка, а острая-преострая стрела-заступница». И вдруг… растаял.

— Растаял? — ахнула Света.

— Прямо у меня на глазах, — объяснила Наташа. — Был и не стало.

— Как мороженое? — уточнила Света.

— Нет, — возразила Наташа. — Он после себя никаких следов не оставил. Точно в стену ушёл. У меня от этого видения нос до сих пор как из холодильника. А на улице теплынь. На, держи конверт.

— Может, тебе показалось, что он растаял? Вышел из подъезда — и всё.

— Как же, вышел, — проворчала Наташа, — даже шагу не сделал, как исчез.

Света повертела конверт в руках.

— Не раскрывай при мне, не раскрывай! — схватила её за руку Наташа. — Я с этим чёрным никаких дел иметь не хочу. У него стрелы острые.

Света даже обрадовалась, что Наташа не хочет прочитать письмо вместе с ней. Мало ли что там написано. Может, опять какие-нибудь неприятные слова, вроде «позора». Света уже не сомневалась, что с Наташей разговаривал командир орунзаков Мишар-младший. И лук со стрелой, и маска на лице. Вот только как он мог, не уходя, исчезнуть? Ведь волшебники живут в одних сказках.

Должно быть, Наташе это показалось. Говорят же, что у страха глаза велики. А у Синеглазки они как раз такими и были. Сейчас просто большими стали, какие у неё всегда, а тогда… Быстро всё-таки она успокоилась. Света так не смогла бы. А Наташа уже перед зеркалом вертится, на платье оборки поправляет. И к Свете самым обычным голосом обратилась, как будто ничего не произошло: