Анатолий Мошковский - Двое на одном велосипеде

Мог ли Вася подумать, что его жизнь так круто изменится с отъездом Андрюшки?..

Пассажиры штурмом брали у автостанции большой синий автобус, и Васин папа помогал влезть в него Петру Петровичу — Андрюшкиному отцу: подталкивал на ступеньку, подавал чемоданы. Васина мама стояла возле автобуса и печально улыбалась уезжавшим. А Вася тем временем сквозь шум и гам перекрикивался с Андрюшкой через толстое, пыльное, в грязных разводах окно.

— Пиши! — Андрюшка пальцем нарисовал на стекле огромный вопросительный знак: расслышал ли его Вася?

— Понял! А ты — мне. И приезжай к нам!

— Идёт! Пока!.. — Андрюшка насупил выгоревшие брови, и узкое, худенькое лицо его дёрнулось и сморщилось на мгновение.

Автобус сердито фыркнул, рванулся вперёд, и камешки из-под его широких задних колёс ударили Васю по ногам. В лицо с силой пахнул жаркий и вонючий дымок из выхлопной трубы. Из окна высунулась и замахала тонкая, забинтованная ниже локтя Андрюшкина рука, чем-то очень похожая на крыло чайки…

И здесь вот Васино сердце не выдержало — больно ёкнуло и рванулось вслед за автобусом. И отчаянно заколотилось. Вася с папой и мамой замахали в ответ, глядя, как автобус медленно свернул на прямую, раскалённую солнцем автостраду и без раздумья, с рёвом и бешеной, всё возрастающей скоростью помчался к Феодосии, где Андрюшку с отцом, наверно, уже поджидал московский поезд…

Вася поплёлся за родителями по июльскому зною назад, в густой зелёный парк, где среди пахучих южных цветов, зарослей тамариска, среди шелковиц и кипарисов прятались корпуса дома отдыха, где за металлической решёткой ограды синело Чёрное море и с праздничной музыкой ходили белые теплоходы с курортниками, где громадной зубчатой вулканической глыбой темнел древний Кара-Даг, где, в общем-то, Васе было совсем неплохо.

Было. Вот именно — было. Ещё сегодня утром.

Вася шёл и оглядывался.

Скоро автобус исчез. И сразу же с материка подул ветер. Будто получил чей-то приказ. Был этот ветер сильный, порывистый, какой-то оголтелый.

Ага, совершенно ясно, почему он подул. Потому что уехал Андрюшка!

Ведь папа не раз говорил, что природа не терпит пустот и сразу же чем-то заполняет их. Так вот ветер и рванулся и устремился сейчас в эту неожиданную пустоту, образовавшуюся после отъезда Андрюшки. Вася знал со слов старожилов, что этот ветер, дующий с материка, — плохой ветер. Он безжалостно отгоняет от берега тёплую воду, и на смену ей приходит ледяная вода, в приморском посёлке сразу становится неуютно, и на зубах отвратительно поскрипывает песок и пыль. Как вот сейчас.

И на душе у Васи было пусто, и он ничем не мог заполнить эту пустоту.

К утру вода в море и правда стала холоднющая — пятнадцать градусов. И всё-таки мама полезла в неё, несколько раз взвизгнула для приличия и немножко поплавала. Менее решительные курортники с удивлением и завистью смотрели на неё с пляжа. Когда мама вылезла, тело её было обмётано мелкими пупырышками, но губы не переставали улыбаться. Она вообще здесь стала чаще улыбаться, стала мягче, ровней, красивей. Наверно, потому, что её накопившаяся за год усталость проходила.

Папа, тоже измотанный нервной работой, потихоньку поправлялся и почти не глотал здесь никаких лекарств — зелёных и жёлтых шариков от повышенного давления. Дочерна загорелый, в белой резиновой шапочке и плавках, он сидел на гальке, поглядывал сквозь очки на безлюдное море и набирался храбрости. Потом вдруг встал и тоже кинулся в воду.

Ну это только для того, чтобы мама не слишком задавалась. Родители хоть и давно взрослые, а иногда бывают смешней малых ребят.

Папа нырнул, тут же выскочил, поплыл к берегу и поманил рукой сына:

— Васька, давай сюда! Обжигает! Хорошо!

Вася отвернулся от моря.

Купаться не хотелось. Он даже матраца для плавания не захватил на этот раз. Море наскучило ему. Море, в котором ещё вчера утром они с Андрюшкой бесстрашно ныряли за крабиками, хватали их за панцирь, как полоумные орали от радости и счастья и, стремительно работая руками, плавали на туго надутом цветастом матраце к дальнему бую.

Вася не боялся холодной воды. Он не любил плавать просто так. Были бы в море игра, занятие, цель и был бы кто-нибудь рядом. Ну, не папа с мамой. Они всегда с ним. Они в этом смысле не в счёт. Был бы кто-нибудь другой…

Вася неподвижно сидел на гальке в шортах и синей полосатой тельняшке. Худые руки и ноги его были в царапинах, ссадинах, ожогах, в пятнах йода и зеленки: с Андрюшкой было весело и некогда было остерегаться ссадин и ушибов.

Завтракал Вася как неживой, вяло ковыряя вилкой пюре, кое-как жевал и проглатывал. Как это неинтересно и скучно — есть. Зато Вася очень любил — и здесь его не надо было уговаривать — бегать, прыгать, играть в войну, рисовать и что-нибудь строить… И так весь день, с утра до вечера, и даже немножко ночью — во сне. И ещё он ужасно любил дружить. Чтобы кто-то обязательно был рядом. Чтобы делиться с ним всеми тайнами, пулькой в тире, туго надутым матрацем на высокой волне и половинкой печенья в походе…

В этот день папа буквально тащил его за руку на обед.

Садясь за стол и кривя нос от наплывающих из кухни запахов, Вася спросил:

— А когда мы поедем домой?

— Когда кончится срок, — ответила мама, намазывая маслом хлеб, — она проголодалась, храбро плавая в холодной воде. — Неужели тебя уже тянет домой? Когда ещё приедем на море!..

— Тянет, — сказал Вася. — Мне уже надоело здесь.

— Ой-ёй-ёй! — Мама в деланном испуге схватилась за виски. — И давно это?

— Со вчерашнего дня, — ответил папа. — Верно, Вася?

Вася молчал.

— Тебе бы ещё подружиться с кем-нибудь, сынок, — папа вздохнул, — по-моему, Ира тоже скучает и посматривает на тебя, а ты будто не замечаешь её. Нельзя так. Одноклассница ведь. Да и кроме неё здесь много хороших ребят…

Вася пожал плечами, и не столько потому, что сомневался в этом, сколько оттого, что давно знал: чем больше народу вокруг, тем трудней кого-то отыскать и выделить. Да и вообще друзья не валяются под ногами, как галька на пляже. Они как редкие камешки. Мама который уж год ищет здесь прозрачные халцедоны, агаты, сердолики с красивым рисунком… А много она нашла их?