Михаил Никулин - В просторном мире

— Оттуда их теперь никакой приманкой не вытащишь, — отмахнулся Иван Никитич. — Придется, Михайло, руслом яра продвигаться с ними.

Миша спустился в яр и повел за собой телят. Его дорога оказалась трудней, чем он предполагал: приходилось обходить кучи камней, глубокие промоины русла.

Иван Никитич и Гаврик теперь двигались с коровами очень медленно, часто останавливались. Старый плотник чувствовал, что время уходит, уставшие ребята начинают волноваться, и он разговаривал с особой, ободряющей отзывчивостью:

— Михайло, пройди, родной, пройди еще сотни две шагов! Потерпи и пройди! Потом Гаврик тебя сменит!

И Миша, скатываясь с обочины яра, спотыкаясь, терпеливо брел дальше и тянул за собой телят.

Через полчаса старый плотник кричал в яр уже не Мише, а Гаврику:

— Сто шагов ты сделал! Сделай, пожалуйста, еще двести!

Когда начало понемногу темнеть, берега яра стали быстро-быстро оседать, а русло, раздвигаясь, сливаться с лощиной, и сам яр вдруг неожиданно кончился.

Иван Никитич обрадованно прокричал:

— Вы что-нибудь видите впереди?

Миша и Гаврик, теперь шагавшие с телятами в голове стада, ясно видели железнодорожную насыпь, похожую на длинный вал, вагоны, разбросанные по путям, маячивших людей…

На линии вспыхнули огоньки, вытянувшись сплошной тускло светящейся нитью. Несколько раз с нарастающей настойчивостью просвистел паровоз. Отирая треухом пот, Миша сказал:

— Слышишь, как он свистит, если близко.

— Хорошо свистит, — облегченно вздохнув, ответил Гаврик.

Левее железной дороги, как раз в том направлении, куда шло стадо, сквозь желтую, клубящуюся на ветру мглу виднелся хутор с железным многокрылым ветряком.

И, может, потому, что высокий острый каркас ветряка показался ребятам похожим на радиомачту, хутор — на плавающую льдину, а бушевавший над степью черный ветер — на полярную бурю, они заговорили об экспедициях на Северный полюс.

— Миша, как ты думаешь, Георгий Седов взял бы нас с тобой в экспедицию?

Задавая вопрос, Гаврик сомневался получить от своего друга положительный ответ, но ему хотелось услышать от Миши «да», и он поспешил задать новый вопрос:

— Ведь правда же, что мы и настойчивые и с дисциплиной у нас неплохо?

— Если бы дедушка был у него помощником и рассказал бы ему про нас… тогда, может быть, взял бы…

Но тут же, отмахнувшись от своих слов, Миша добавил:

— Все равно не взял бы. Ты же знаешь, что маленьких не было на Северном полюсе.

К огорчению Гаврика, это была правда: на дрейфующей льдине, он хорошо знал это из учебника по географии, было четыре человека, и все они были взрослым людьми. Он вспомнил строчки, в которых рассказывалось, как за дрейфующей льдиной с напряженным вниманием следила вся страна и, когда героических зимовщиков надо было спасать, по распоряжению товарища Сталина, за ними были посланы самые сильные ледоколы и самые лучшие самолеты.

— Миша, но ведь мы все равно будем взрослые! Мы теперь выполняем колхозное задание, а потом нас пошлют по большому-большому. И мы его хоть помрем, а выполним!

— Гаврик, мы его обязательно выполним! А помрем когда-нибудь после.

Гаврик, смеясь, признался, что о смерти он заговорил сгоряча, что лучше еще и еще выполнять большие-пребольшие задания.

— Нельзя переключить скорость? — донесся голос Ивана Никитича.

— Можно! Можно! — ответили ребята.

Стадо, ускоряя шаг, спускалось к хутору.

На краю хутора, в хате конюха Родиона Григорьевича Саблина, Иван Никитич с ребятами уже целые сутки пережидал непогоду.

Хозяев сейчас не было дома. Старый плотник сидел на стуле, подпирая небритый посеревший подбородок, и с придирчивой скукой на лице смотрел за окно. Над выгоном с неослабевающим упорством дул ветер, затягивал грязным сухим туманом дома и усадьбы колхозного хутора.

В маленьком подворье за саманной конюшней, за стогом сена, за хатой и камышовым забором было тише. Но временами упругие волны ветра перескакивали через крыши построек, через макушку стога, и тогда перед окном начинали кружиться, приплясывать сухой навоз, птичий пух, желтые соломины, стебли травы…

Миша и Гаврик одни хозяйствовали во дворе. Миша из конюшни подводил к корыту коров, а Гаврик, проворно крутя ворот, тягал воду из глубоченного колодца. Ветер мешал ему свободно обращаться с ведром, и он, боясь обрызгаться, выгибался и на вытянутых руках быстро опрокидывал ведро в корыто.

Иван Никитич видел, что ребята разговаривали и, чтоб лучше слышать, приподнимали уши своих шапок.

Лохматый дымчатый пес, так свирепо бросавшийся вчера на ребят, сейчас ходил вокруг Миши, принюхиваясь к его запыленным сапогам и помахивая хвостом, как веником.

Эта мелочь вывела Ивана Никитича из терпенья, положила конец бесплодному раздумью, и он дробно постучал по стеклу. Подошедшему к окну Мише он строго сказал:

— Как только напоите скотину, сейчас же ко мне!

Через несколько минут Миша и Гаврик зашли в хату.

Иван Никитич, отвернувшись от окна, показал им на стулья, что стояли рядом с его стулом. Будто сообщая важную новость, он сухо проговорил:

— Заметили, что и собака к нам, как к своим?.. Хвостом оказывает большое внимание.

Гаврик мог бы на это ответить просто: теперь он уже без палки свободно может расхаживать, а с Мишей Туман, — так звали собаку, — прямо подружился… Но Гаврик, как и Миша, чувствовал, что вопрос старик задавал неспроста и лучше подождать, что он скажет дальше, а потом уже ответить.

— Хозяева у нас хорошие, гостеприимные. Конюшня теплая, и под самым носом водопой. Жди, пока уймется ветер. А когда он уймется? — с большей сухостью и настороженностью спросил Иван Никитич.

Миша тихонько нажал своим сапогом сапог Гаврика. Гаврик ответил ему тем же самым, затем они вздохнули один за другим. Если бы Ивана Никитича не было или он на минуту вышел бы из хаты, они бы тотчас же заговорили о том, что у деда лопнуло терпение сидеть тут, как у моря, и ждать погоды, что он надумал во что бы то ни стало продвигаться дальше по дороге к своему колхозу. Но старый плотник был здесь и, ожидая от них ответа, сердито разглядывал свои сапоги с короткими голенищами, докрасна потертыми жнивьем и сухими травами.

— Нам надо трогаться в путь. Уже сутки просидели. Сколько еще? Так и снега можно дождаться, — уверенно проговорил Гаврик.

— Дельное предложение, — ответил Иван Никитич, не поднимая головы. — Вот это предложение мы сейчас и обсудим, — сказал он, поднимая вопрошающий взгляд на Мишу.

— Дедушка, а помните, Родион Григорьевич вчера рассказывал, как он в зимнюю бурю, — с изморозью была буря, — пробрался на Ростов со скотиной по Сухменным лощинам… Он говорил, что тут прямей и тише. Лощинки эти проходят стороной от Кузальницкой…