Яков Тайц - Родник

Мальчики жались один к другому, боясь шевельнуться, чтобы ничего не разбить, не уронить…

Вдруг Толя словно вспомнил что-то, вышел в сени и, расталкивая ребят, вернулся с яркокрасным, весёлым цветком в тяжёлом глиняном горшке.

— Вот, Елена Ивановна, это вам… потому что цветы… вы любите. Это «Ваня Мокрый»…

Он поставил горшок на пол возле тахты и выпрямился, багровый от натуги и смущения.

Тут Игорёк тоже вышел в сени и вернулся с чем-то большим, покрытым газетой. А когда он снял газету, все увидели деревянную клетку. В клетке на жёрдочке сидела, съёжившись, серенькая птичка с жёлтой каёмочкой на крыльях.

— А это вам, Елена Ивановна, чтобы вам не скучно было… Он поёт. Это щегольчик. Только он сейчас волнуется.

Щегольчик тоненько пискнул. Все засмеялись. Асенька кинулась к птичке. Елена Ивановна покачала головой.

— Спасибо вам, милые мои ребятки, — тихо заговорила она. — Спасибо, что не забываете свою старую учительницу… Мы только что сидели, толковали про вас, а вы — вот они, легки на помине.

— А что про нас толковать! — крикнул Костя Кисляков, и все засмеялись.

Так уж было заведено: что Костя ни скажет, всё казалось смешным.

— Ох, да про вас день и ночь можно толковать! — отозвалась Елена Ивановна. — Ведь у вас теперь новый классный руководитель, вот мы и сидели, советовались.

— А кто? — спросил Владик. — Абросим Кузьмич, да?

— Нет, не Абросим Кузьмич. — Елена Ивановна показала на Киру Петровну: — Вот, прошу любить и жаловать, ваш новый классный руководитель Кира Петровна Кузьмина.

Мальчики сразу притихли. Они теперь тоже по-новому, по-другому посмотрели на Киру Петровну.

«Ясно, они удивляются, что назначили меня, такую ещё неопытную, неумелую. Они это всё понимают и чувствуют», — с тревогой подумала Кира Петровна, а вслух сказала:

— Что ж… вы, мальчики, как будто не рады этому…

— Конечно, положение нелёгкое, — вмешалась Елена Ивановна. — Народ деликатный. Сказать «рады» — вроде как меня обидеть, а сказать «не рады»…

Тут из сеней раздались голоса:

— Хватит вам! Постояли, а теперь нам дайте!

— Ох, верно, мы совсем забыли про них, — спохватилась Елена Ивановна. — Придётся вам, ребятки, уступить… Вторая смена, заходи.

Первая «смена», толкаясь, выбралась в сени и на крылечко. Вместе со всеми вышла и Кира Петровна. Она подошла к Владику, который выбирал из груды своё синее бобриковое с хлястиком пальто, и сказала:

— Ваньков, завтра зайдёшь ко мне в учительскую, отдам тебе твой меч. Он там в шкафу у меня. Только больше его в класс не приноси.

— Нет, нет, что вы, Кира Петровна! Спасибо! — обрадовался Владик.

— Вот… А ты, Асенька, передай привет бабушке. Я больше заходить не буду, а то и без меня полно. Скажи, я ей очень благодарна… До свиданья, ребята!

Кира Петровна спустилась с крылечка и в особом, бодром настроении зашагала по улице к мосту имени Пятого года.

Каждый день после школы Владик заходил в Детский парк и сидел там на лавочке — на той самой лавочке, на которой ещё недавно сидела Тата Винокур. Он нетерпеливо поглядывал по сторонам — не покажется ли серое пальтишко и вязаная шапочка с мохнатыми смешными шариками.

Кругом стучали молотки, визжали пилы. Пахло лесом, фанерой, клеем. Парк готовился к Октябрьскому празднику.

Работники парка протягивали поперёк аллей красные полотнища, гирлянды хвои, ожерелья разноцветных лампочек…

В центре устанавливали большой фанерный щит. Его обтягивали кумачом. Рабочий в синем комбинезоне маленькими гвоздиками, которые он, точно фокусник, доставал изо рта, приколачивал к щиту белые фанерные буквы. Из них составлялись слова: «Лучшие люди нашего района».

Всё это было очень интересно, но Владику некогда было засиживаться в парке, у него своих дел было по горло.

Во-первых, вожатый отряда, Лёва Шумской из девятого «Б», которого за малый рост называли «вожатик», поручил ему разукрасить альбом «Китай».

Альбом был очень толстый. Его собирали всем отрядом — добывали картинки из журналов и газет, переписывали стихи, заметки… Владику надо было сделать обложку и надписи.

Во-вторых, Владик готовил в пионеры третьеклассника Марика Синицына. Марик приходил к нему на дом, и Владик учил его говорить Торжественное обещание, отдавать салют, отдавать рапорт… К празднику будет приём в пионеры, и надо Марика подготовить как следует.

Работы было много. Но он всё надеялся, что Тата придёт.

Обидно было. Ей для чего-то нужен старый кинжал, а кинжал — вот он, без всякой пользы лежит в сумке.

Продрогший Владик, кутаясь в пальто, плёлся домой. Он сердился и на себя, и на Петю, и особенно на Киру Петровну. Не отними она тогда кинжал — и ничего бы этого не было. А сейчас выходит, будто он обманщик. И зачем её только назначили классным руководителем!

А Кира Петровна между тем усердно взялась за работу. Во-первых — успеваемость. Во-вторых — поведение. Учителя порой жаловались то на Костю Кислякова, то на Петю Ерошина, то ещё на кого-нибудь. Чаще других к ней обращалась учительница истории Тамара Степановна. Кира Петровна просто начала бояться этой строгой, вспыльчивой учительницы, которая всегда найдёт, к чему придраться.

Не забывал Киру Петровну и старший пионервожатый. Он останавливал её где-нибудь в учительской или в коридоре и допытывался:

— Как у вас в классе с пионерской работой?

— А разве это тоже входит в мои обязанности? — удивлялась Кира Петровна.

— А как же! — говорил Антон. — Ведь вы классный руководитель.

— А вожатые? А председатель совета отряда на что?

— Так ведь они ещё дети, — объяснял Антон. — Вы должны ими руководить.

— Да я сама ещё ничегошеньки не знаю, не умею!.. — вздыхала Кира Петровна. — Ну хорошо, хорошо, попробую. Какой вы, однако, Антон, настойчивый!

— А как же, без этого нельзя! — улыбался Антон и убегал в пионерскую, озабоченно размахивая папкой с планами и списками.

Кира Петровна собрала пионеров, помогла составить план работы, предложила в декабре устроить сбор в музее имени Пятого года, посоветовала, как лучше провести октябрьский сбор, и обещала во время праздников повести весь класс в кино.

Но больше всего её заботила успеваемость.

Незадолго до праздников она допоздна просидела в учительской, переписывая из классного журнала в табеля отметки за первую четверть. Она радовалась, когда ей приходилось вписывать пятёрку или четвёрку, и огорчалась, когда вписывала двойку.

— Кира Петровна, а ведь, пожалуй, спать пора, — сказала ей Анна Арсентьевна в двенадцатом часу ночи.

— Ничего, успеется, — ответила Кира Петровна, мигая слипающимися глазами.

…На следующий день она раздавала ребятам табеля. При этом она каждому что-нибудь говорила.