Роман Шмараков - Овидий в изгнании

Генподрядчик, интимно дохнув в домофон, который ничем ему не ответил, пожал плечами и начал подниматься по лестнице. На лестничной клетке первого этажа стоял человек с совком в руках. «Все снится, – сказал он, завидев Генподрядчика. – Один и тот же. Говорит: вставай, говорит, Петров и ходу отсюда, пока не поздно. А зачем, не рассказывает». «Да, – сказал Генподрядчик. – Говорят, на закате спать вредно. А может, и правда, развеяться как-то, проехаться, в самом деле». «Да жена ведь, – приглушенно сказал тот, с тоской оглянувшись в глубь квартиры. – Куда денешься». «Да, – снова сказал Генподрядчик. – Бывает». Тот вздохнул и бодро спросил: «Замазкой не интересуетесь? Хорошая. Залежи остались». «Спасибо. Может быть, в другой раз». Человек с совком еще вздохнул и задом скрылся в квартире. Генподрядчик выбрался из дому знакомой дорогой. Прораб ждал его посреди двора, по-хозяйски ковыряясь носком в асфальте. «Что так долго-то, – сказал он. – Я уже волноваться начал». «Правда, долго?» – спросил Генподрядчик. «Да, не соврать, минут сорок, – сказал Прораб, глянув на часы. – Что делал-то?» «Так», – неопределенно сказал Генподрядчик, с выражением лица, означавшим то же самое. «Водителя я отпустил, – сказал Прораб. – У него рабочий день до шести. Пешком пойдем, здоровее будет». Незнакомый им человек, понурив голову в серой шапке, прошел мимо и скрылся в подъезде. Это был некогда известный читателю, но давно им забытый дядя Паша. Он бывал здесь часто с той поры, как племянница, выйдя замуж, уехала то ли в Череповец, где у ее мужа были все родственники, то ли еще куда-то. Именно здесь, когда дядя Паша однажды ночевал, произошла известная история со слоном. Собственно говоря, ее исходная ситуация, лишившаяся, как свойственно притче, всяких черт местности, хорошо известна отечественному любителю. Человек в ходе продолжительного запоя выходит ночью на балкон и видит во дворе пасущегося белого слона. Он перестает пить, больше года ведет образ жизни, удивляющий родных и знакомых, и лишь по случайности узнает, что в то время к ним в город приезжал странствующий цирк, а слона держали в теплую погоду на заднем дворе, чтобы он мог развеяться. Немногие знают, что человеком, бросившим пить из-за увиденного слона, был известный дядя Паша и что, увидев слона, он не сразу пережил пищевой кризис, а сначала попробовал заговорить с животным и провел в общении с ним несколько небесполезных минут.

– Слышь, земляк, – позвал он, сев на корточки и высунув тяжелую голову между приятно холодящими балконными прутьями, – ты что, слон?

– Ну, любезнейший, – откашлявшись, приятным академическим баритоном сказал тот, – что, собственно, значит «слон». Давайте как-то определимся с понятиями, если вы хотите поговорить об этом. Надеюсь, – прибавил он, покосившись на дядю Пашу, – вы задали этот вопрос не из бессмысленной вежливости и в ваших устах он значил нечто большее, чем «как дела» или «как вы себя носите», по выражению наших коллег-французов.

– Нет, ну что значит «слон», – сказал дядя Паша. – Тут ведь что есть, то есть, ничего не попишешь. Нельзя, как говорится, уйти от очевидного.

– Что мы, в самом деле, – досадливо сказал слон, – как дети малые. Во-первых, нельзя на основе наблюдений за одной особью делать заключения о виде. Как вы отделите случайные признаки от необходимых? Может, у меня хобот – фамильная черта, как у Габсбургов нос? А во-вторых, насчет очевидного, – я столько раз на своем веку от него уходил, что, скажу вам, от него-то уйти всего проще! От чего другого еще помучишься, и так попробуешь, и этак, а от очевидного – это плевое дело!

– А почему вы случайные признаки прямо отождествляете с индивидуальными? – насторожился дядя Паша, чья умственная сфера испытывала благотворное влияние балконных прутьев. – Как же вы объясните взаимодействие индивидуальных и видовых форм, если между ними такое неравенство?

Слон посмотрел на него с интересом.

– Вижу, что недооценил вашей пытливости, – признал он. – Будем считать, это я сгоряча сказал. Давайте отрешимся от этого вопроса, чтоб не сбиваться, и вы сейчас дадите скоренько рабочее определение слона, а я готов обсуждать, кто тут слон, а кто нет.

Дядя Паша подумал.

– Слон – это животное, – уверенно сказал он. – Семейства слоновых, – добавил он зачем-то, тоскливо оглянувшись.

– Э, нет, – запротестовал слон, – мое семейство оставимте в покое – я так понимаю, вы на него намекаете – потому что этак мы до Страшного суда будем круги нарезать. Без тавтологий, если можно.

– Ходит на четырех ногах, – безнадежно продолжил дядя Паша.

– А если встанет на две? – перебил слон, – в цирке видели, должно быть, такой номер: что же это, хлоп – и не слон? Это что, аттракцион такой, «Был слон – и нету»?

– Не менее чем на двух ногах, – поправился дядя Паша.

– Другое дело, – удовлетворился слон. – На одной-то, конечно, трудновато.

– Обладает большими ушами, – перечислял дядя Паша, – и хоботом, образованным из губы и носа, который вследствие своей эластичности может принимать разнообразные формы.

– Вот тут я-таки позволю себе естественный вопрос, – сказал слон. – Хобот, он где кончается?

Дядя Паша не понял.

– Где ноздри, – сказал он.

– Нет, – сказал слон. – Где ноздри, это самоочевидно. С обратной стороны, где слон. Там где кончается хобот?

Дядя Паша не знал.

– Вот здесь уже слон? – спросил слон и показал на себе хоботом, что, в общем-то, ему ничем не грозило. – Или еще хобот? А здесь? – спросил он, показав дальше вглубь слона.

– Не знаю, – признал дядя Паша.

– Хорошо, – откомментировал слон. – Вернемся. Какие еще признаки вы собирались перечислить?

– Все уже, – сказал дядя Паша. – Ну, еще кожа голая. Набирает в хобот воду и живет в Африке.

– В Индии еще, – напомнил слон. – Так, значит, все? Прекрасно. Позвольте мне обобщить ваше описание. Слон – это минимум двуногое животное без перьев, часть которого может принимать разные формы, причем границы этой части невозможно установить с точностью. Вследствие чего соотношение этой части с целым остается крайне проблематичным. Так?

– Так, – сказал дядя Паша. – Вроде.

– Таким образом, – сказал слон, с удовольствием щуря умные глаза. – Слон – это нечто, способное в своей неопределенной части, в пределе равной целому, усваивать себе любые социально приемлемые формы. Оно живет в разных местах, везде упорно наливая в себя воду. И у него есть семья, которая любит его даже и такого. Вот что, дорогой незнакомец, вы имеете в виду, когда, стоя на балконе, беспечно произносите «слон». Вы подумайте, стоит ли пользоваться этим словом так вот огульно, или, может, вообще отложить его в пассивный словарь до разъяснения, от греха подальше?