Валентина Осеева - Васек Трубачев и его товарищи (книга 2)

— Приказ — это все! — подумав, сказал он Одинцову.

Генка вел себя так, как будто слова Мити вовсе не касались его. Мазин и Русаков решили "отчаянно" просить командира оставить их в отряде.

— Я прямо заплачу, Мазин! — серьезно говорил Петька.

— Я тебе "заплачу"! Что ты, у тетеньки в племянники просишься, что ли? Ты в партизаны просишься у командира!

— Верно. Я лучше буду так смело говорить…

Мазин сделал гримасу:

— Тощий ты и маленький… не имеешь внушительного вида.

Петька с огорчением разглядывал себя:

— А ты скажи, что мне пятнадцать лет.

— Не дурак я, чтобы перед умными людьми врать! — огрызался Мазин.

Пока ребята ели, партизаны, занятые своими делами, издали разглядывали их.

— Рыжий — это, видать, командир. Весь отряд привел!

— А тот, с краю сидит, глазастый, — говорят, вместе с дедом Михайлом работал!

— Эх, война! Всех зацепила!

— Вот глядишь — дети совсем! А у них уж свои герои есть, — качал головой бородатый старик, натачивая пилу. — А в чем дело? Дело в воспитании, тут ничего не скажешь.

— Воспитание советское… Строители будущего! В коммунизме будут жить! — откликнулся военный, пришивая пуговицу к своей гимнастерке.

— Крепкие ребята! Друг дружку в беде не бросали! — с уважением сказал молодой хлопец.

— А собачка-то откуда взялась? Для компании, что ли, привязалась к ним?

— Собака Ивана Матвеича. Бобиком зовут. Я на пасеке бывал, знаю.

У Бобика нашлись старые знакомые, но он держался около ребят и радостным визгом встречал Оксану. Он признавал в ней бывшую хозяйку.

После еды ребята долго плескались за дощатой перегородкой, где прямо на костре нагревался большой котел воды. Оксана стригла и мыла ребят сама. Она по очереди терла им спины мочалкой, густо намыливая трофейным мылом. Волосы быстро и искусно подравнивала большими садовыми ножницами. По просьбе Васька ему был оставлен небольшой чуб на лбу. Намылив одного, Оксана переходила к другому, потом ставила всех рядом и обливала из одного ведра. Ребята расшалились, бегали вокруг костра, боролись и хохотали до слез. Оксана с улыбкой глядела на их шалости, давая им повеселиться; потом, найдя, что достаточно, натягивала на каждого длинную мужскую рубашку:

— Переспите ночку в этих, а завтра свои наденете.

Ребята, хлопая рукавами, бежали из бани в Оксанину землянку. Бобик мчался за ними. Партизаны хохотали:

— Вот так обрядила ты их, мамаша!

Девочки, уже умытые и чистенькие, сидели на нарах. В лесу быстро темнело. Оксана закрыла мешком маленькое оконце и зажгла коптилку.

Когда ребята уже улеглись, пришел Степан Ильич. Мальчики подробно рассказали ему все, что пришлось им пережить в эти дни. Степан Ильич хмурился, вздыхал. Об одном только не говорили ребята — о Вале Степановой, с которой они долго прощались, уходя из Макаровки.

Генки не было. Он пропадал у Гнедка. Оксана мыла Генку последним и сама привела в землянку.

Степан Ильич ласково смотрел на мальчика — видимо, искал для него утешительных и ободряющих слов, но Генка был занят своими мыслями и только нетерпеливо спрашивал:

— Позовет нас командир к себе?

— Может, и позовет, — отвечал Степан Ильич, недоумевая, зачем Генке нужен командир. — Вот кончится война, прогоним гитлеровцев — и вернемся мы с тобой, Генка, в село, будем вместе хозяйнувать. Михайлов внук — дорогой человек для нас… А пока поедешь ты с ребятами в Москву, будешь учиться…

Генка молча смотрел в угол землянки и думал что-то свое.

Когда Степан Ильич ушел, в землянку вскочили Федька Гузь и Грицько. Их обветренные, загорелые лица сияли от радости:

— Здорово, товарищи! Мы ж вас ще не бачилы! Нас на хутора посылали. Приходим, а дядя Степан говорит: "Нашлись наши пионеры".

Грицько долго жал всем по очереди руку. Ребята уселись в кружок на нарах; Федька рассказал, что эсэсовцы сожгли его село Ярыжки, что ему с матерью удалось бежать в лес, где он наткнулся на подводу, которая везла с Жуковки трофеи. Партизаны взяли их в лагерь. Игнат еще раньше ушел из села.

— Далеко ушел Игнат… Не скоро мы с ним побачимся теперь! — с грустью сказал Федька и шепотом поделился с ребятами своей тайной: — Мы с Игнатом под вязами свое знамя спрятали. Фашистам до него не добраться! Только я да Игнат место знаем!

— Это наши тогда в школе штаб взорвали. Генерала самого главного убили, — шепнул Грицько.

Ребята хотели расспросить его об этом подробнее, но, покосившись на Генку, промолчали.

— До побачення! — весело сказали Федька Гузь и Грицько, прощаясь.

Утром долговязый Сенька просунул в землянку голову:

— Мамаша, готовь ребят! Командир требует.

Ребята заволновались:

— К командиру нас требуют! К командиру!..

Побежали за Генкой. Генка с утра, вооружившись скребницей, чистил партизанских коней. Начищенный до блеска Гнедко ходил за ним по пятам.

— Генка, нас к командиру требуют!

Генка бросил скребницу, привязал Гнедка:

— Пойдем!

Оксана надела на ребят чистые рубашки. Прибежал Митя.

Маленький отряд торжественно выстроился перед ним: галстуки были повязаны, знамя развернуто.

Митя оглядел ребят вблизи, оглядел издали, взъерошил свои волосы, щелкнул пальцами:

— Пошли!.. Ать-два! Ать-два!

— Эх, барабана нет!

— Левой! Левой!

Партизаны, отрываясь от работы, глядели вслед.

У штабной палатки ребята остановились.

— Нале-во! Ать-два! Стой!.. Разрешите обратиться. Отряд Трубачева прибыл! — доложил сияющий Митя.

Николай Михайлович и Мирон Дмитриевич вышли из палатки:

— Здорово, пионеры!

Ребята ответили дружным приветствием. По лесу раскатилось эхо и смолкло. Николай Михайлович пытливо и ласково посмотрел на ребят. Под усами Мирона Дмитриевича пробежала добрая усмешка, глаза заискрились.

Васек отдал рапорт. Худой от пережитых лишений, бронзовый от загара, с золотистым чубом, он стоял под красным знаменем во главе своего отряда и казался гораздо старше того мальчика, которого однажды Николай Михайлович встретил в селе.

— Трубачев!

— Есть Трубачев!

Васек сделал два шага вперед. Николай Михайлович кивнул ему головой:

— Я слышал о тебе. Ты стойкий и мужественный мальчик.

Васек вспыхнул, смешался:

— Я был не один… Со мной были товарищи!

— Сева Малютин!

Сева оглянулся на ребят, одернул курточку, робко шагнул вперед.

Николай Михайлович взял его руку, ощутил в своей ладони тонкие, слабые пальцы.

— Так вот ты какой — Сева Малютин… — Николай Михайлович пригладил седой ежик своих волос и тепло улыбнулся: — Спасибо тебе, Сева Малютин!

Мирон Дмитриевич откашлялся, потеребил свои усы, еще раз откашлялся. Николай Михайлович мельком взглянул на него и снова повернулся к ребятам: