Зоя Воскресенская - Консул

В приемной "Интуриста" посетителей не было. В кабинете директора за столом сидел молодой человек и со скучающим видом читал книгу.

Познакомились. Директор — Федор Маслов, молодой, веснушчатый, рыжеватый человек, — на вопрос консула, почему в "Интуристе" пусто, объяснил, что немногие отваживаются ехать в Советский Союз, а если едут, то берут с собой целые чемоданы консервов, сухарей, боятся умереть у нас с голоду. Возвращаются обратно радостно возбужденные, с самым добрым чувством приходят, благодарят. Но газеты предпочитают умалчивать об этом. Нередко людей, рассказывающих о своих хороших впечатлениях от туристской поездки в СССР, увольняют с работы.

— План не выполняем, из Москвы получаем нагоняй, а что мы можем сделать? — развел руками директор.

— Вы коммерческое предприятие, — заметил консул. — Пойдите в финское бюро путешествий, поговорите с представителями туристских компаний Англии, Америки, Франции, поучитесь у них делать рекламу. Посмотрите, какая непривлекательная у вас витрина, старые, плохие фотографии дворцов, церквей. Покажите наших людей, как они работают, занимаются спортом, развлекаются. Покажите наш театр, народные ансамбли, курорты, детские учреждения. Почаще меняйте фотовыставки, чтобы возле витрин всегда был народ. Люди должны знать, что они могут увидеть, с чем познакомиться. Недаром говорят: реклама — мать торговли.

Маслов с благодарностью пожал руку Яркова.

— Спасибо, а то я уж решил в отставку подавать, не идет у меня дело.

— А дело-то весьма важное, — сказал консул. — Надо, чтобы люди лучше узнали нашу страну, помыслы наших людей, прониклись к нам доверием, тогда всякая клевета потеряет силу.

Из "Интуриста" Ярков с Петей направились в корреспондентский пункт, который помещался недалеко от полпредства и занимал квартиру в частном доме.

На звонок дверь открыла молодая улыбчивая женщина.

— Ирина Александровна, — крикнула она. — к нам сам консул припожаловал!

— Откуда вы меня знаете? — удивился Ярков.

— Ну кто же вас не знает? Я вас видела в столовой, когда заходила туда брать обед, видела в вестибюле. А я секретарь нашего корреспондента. Надеждой меня зовут. Проходите, проходите…

Ярков с Петей прошли в кабинет, и Константин Сергеевич внутренне ахнул. Его встретила женщина, чем-то его поразившая. На него удивленно и холодновато глянули светло-карие глаза, в которых вдруг заиграли искорки иронии; женщина широко улыбнулась, и глаза стали озорными и веселыми.

— Чему мы обязаны такой честью? Ну раз пришли, то будете желанным гостем… Ирина Александровна, — представилась корреспондентка. — Очень рада познакомиться с вами. Присаживайтесь, — пригласила она гостей к журнальному столику. — Мы с Надюшей сейчас приготовим кофе с корреспондентскими сухариками.

— Ну уж это сделаю я, — возразила Надюша.

Ирина Александровна сложила в стопку журналы, пододвинула медный курительный столик.

— Вы курите? — спросил Ярков.

— Все мои гости курят, — ответила Ирина Александровна, — прошу, — показала она рукой на коллекцию пачек с сигаретами.

Петя извиняющимся тоном сказал, что он не курит. Ярков жадно закурил и оглядел кабинет. Письменный стол завален газетами. Сбоку у окна ваза со свежими розами, а рядом с ней фотография женщины с мальчиком лет трех на коленях. Женщина имела фамильное сходство с Ириной и выглядела чуть старше ее. На стенах несколько пейзажей, на полу ковер. Присутствие женщин сказывалось даже в еле уловимом аромате духов, смешанном с запахом типографской краски. На столе в пишущей машинке заложен лист бумаги. Видно, Ирина Александровна работала.

— Вы давно здесь? — спросил консул.

— Второй год.

— Очень хорошо! Значит, вы поможете мне освоиться с обстановкой в стране. Я попрошу у вас специальной аудиенции, — сказал Ярков.

— Зачем же так пышно? — засмеялась Ирина Александровна. — Я охотно поделюсь с вами тем, что знаю.

Ярков чувствовал себя скованным в присутствии этой женщины. Он не мог найти верного тона, который создает контакт с собеседником. Ему почему-то хотелось говорить с ней высокопарно, а получалось казенно и глупо. Напряжение сняло появление Надюши с подносом, на котором стояли чашки, ваза с печеньем и ярко начищенный кофейник из красной меди.

— Вот и кофе, — сказала весело Надюша, — и наши корреспондентские сухарики, мы с Иринушкой их сами печем. У нас здесь и кухня есть. Придете в следующий раз, мы вас угостим нашими бифштексами с жареной картошкой и квашеной капустой. Ирина мастер готовить капусту. Она у нас стряпуха высшего класса.

Ярков удивился.

— Когда это вы успеваете? — спросил он.

— Между утренней и вечерней почтой, — ответила Ирина. — Ходить в полпредовскую столовую некогда, там дают обеды, когда выходят вечерние газеты, поэтому мы предпочитаем питаться здесь. А кофе у нас мастер готовить Надюша, она его готовит по-венски.

Обе женщины, видно, были не только сослуживцами, но и подругами. "Надюша" и "Иринушка" — называли они друг друга. Обеим было лет по двадцать пять. И обе были очень разные. Надюша, ровная, мягкая, улыбчивая, добродушная, относилась к своей подруге с какой-то материнской заботой и любовью. Ирина — энергичная и вместе с тем удивительно женственная, быстрая, но не суетливая. Она улыбалась редко, но улыбка сполохом освещала ее лицо. Освещала на секунду, обнажая ослепительно белые зубы. Порой грустинка залегала между бровей и так же быстро исчезала.

"Не проста, ох, не проста", — подумал Ярков.

Ирина пригубила свою чашку кофе, поднялась и сказала:

— Надюша, ты занимай гостей, а я должна извиниться, мне надо допечатать телеграмму.

Она села за машинку и, прикусив нижнюю губу, стала отщелкивать информацию. Иногда она останавливалась, пальцы в напряжении нависали над клавиатурой, точно выжидая команды. Мысль оформлялась, и снова стучала машинка. Удары были легкие, быстрые. Даже по стуку можно было определить, что выстукивали пальцы не личное, а деловое письмо. Какие-то строчки выражали гнев, другие — уверенность. Ярков подивился, что машинка может звучать, как музыкальный инструмент. А может, это ему показалось?

Ирина, взяв двумя руками лист бумаги, прочитала написанное, свернула бумагу пополам, аккуратно уложила в сумку и снова извинилась.

— Я поеду отправлю телеграмму. Это информация о ходе судебного процесса над Антикайненом. Очевидно, я вас уже не застану. До свиданья, до скорой встречи, — и, натянув на золотистые кудри берет, скрылась.

— У вас есть машина? — спросил Надюшу Ярков.

— Нет, кроме пишущей машинки, других машин нет, — ответила она. — Но есть велосипед. А до телеграфа здесь несколько минут езды.