Виктор Баныкин - Бедовый мальчишка

Долго еще всматривался Костик в затаенную жизнь спеющей вишенки. И вместо пунцовеющих пузырьков, вместо тонюсеньких жилок, перепутанных как нитки, он уже видел внутри вишни танцующие живые существа. Да, да!

Но вот у него заслезились глаза. Побрел Костик дальше. Прошел несколько шагов, оглянулся на вишенную ветку. Но где же она, его рубиновая ягодка? А ее как не было. Все ягоды на ветке были похожи друг на друга, точно родные сестры. Тогда Костик бросился назад, встал на прежнее место.

Солнышко уже опустилось за высокий забор, и золотое копье не пронзало приглянувшуюся ему вишенку. И Костик ее не узнал. Которая из этих десяти вишен на миг открыла перед ним свою загадочную жизнь? Вот эта, с чуть вдавленным боком? Или эта, круглая-круглая? Или, возможно, вот эта, с розоватой, еще не загустевшей маковкой? Нет, нет и нет! Ни та, ни другая и ни третья. А которая из них была его ягодкой, Костик теперь никогда не узнает. И ему стало чуть-чуть грустно.

Весь вечер дядя Спиря, Маришкин отец, просидел у них на веранде. Они с Тимкой решали какие-то скучные запутанные задачи.

Костик ходил по веранде осторожно, чтобы не мешать. А когда котенок Мишка расшалился напропалую, Костик взял его на руки и ушел на крыльцо. Он спустился на нижнюю ступеньку и долго-долго сидел, глядя бездумно на деревья, погружавшиеся в густую, но такую прозрачную синеву. Пустое, без единой звездочки небо почему-то слегка золотилось за высокими деревьями у оврага, точно там, на востоке, развесили прозрачную светящуюся кисею.

Незаметно для себя Костик принялся думать о маме. Наверно, она в эти дни с ранней зорьки и до позднего росного вечера не слезает со своего комбайна. А потом, усталая, не чувствуя ни рук, ни ног, поест дымной бараньей похлебки, обжигающей спекшиеся губы, заберется в палатку, свалится на постель и сразу же уснет. Нет, не сразу. С минуту она еще подумает о Костике, о Тимке. Может, даже и о бабушке. И уж после этого ее сразит сон, сразу мгновенно, не дав додумать до конца о чем-то важном и значительном.

Из Ульяновска от бабушки нынче пришло письмо. Оказывается, бабушка о них с Тимкой скучает каждый день. Она обещалась недели через полторы быть дома. Скорее бы пролетели эти полторы недели! Костик тоже очень и очень соскучился по бабушке… И еще Костик думал об осени, о том, как они все трое — бабушка, Тимка и он, Костик, — поедут к маме в совхоз.

Под яблоней белели падалицы. Когда только яблоки успели опасть! Совсем недавно Костик проходил мимо, и под деревом не валялось ни одного яблочка.

Не выпуская из рук Мишку, Костик встал, подобрал с земли падалицы. Неужели червяки источили яблоки? А на вид они такие тугие, такие крепенькие. Костик положил три яблока на верхнюю ступеньку, а четвертое надкусил.

— И-и-их, и ки-ислое! — сказал Костик, морщась. Посидел, посидел и снова взялся за яблоко. И как-то незаметно для себя, то морщась, то сжимая крепко зубы от сводившей судорогой челюсти, Костик съел все яблоко.

В сердцевине рядом с белыми плоскими зернышками извивался червячишко, тоже белый.

«За то, что ты погубил яблоко, я с тобой сейчас расправлюсь», — сказал Костик тупоносому червяку, брезгливо кривя губы. И без всякой жалости раздавил червяка подошвой сандалии.

А потом глянул на Мишку, смирнехонько лежавшего у него на коленях, и вдруг увидел в глазах котенка по серебряному серпику. Откуда взялись эти лучистые серебряные серпики?

Поднял Костик голову и все-то сразу понял. Из-за тополиных шапок уже выкатился месяц. И до того месяц был чист и прозрачен, что казался совсем белым, будто его вырезали из яичной скорлупы.

пропел негромко Костик.

— А я по-другому умею, — вдруг проговорил кто-то рядом.

Оглянулся Костик, а сбоку от него Маришка стоит.

— Я вот как умею, — снова сказала она и зачастила:

— Тоже мне… сочинительница! — небрежно протянул Костик.

— А ты думаешь, у тебя лучше? — Маришка сплюнула сквозь зубы. И, обойдя Костика стороной, взбежала по ступенькам на крыльцо. — Папаня, пойдем ужинать!

Дядя Спиря поднял голову от учебника, почесал переносицу. Улыбнулся, жмуря уставшие глаза.

— Разве уж так поздно?

— Маманя сказала: чтобы ты шел сию же минуту! А то уха простынет. — Маришка перевела взгляд с отца на Тимку. — И тебя маманя велела звать… и твоего Костьку!

Любимый беретик дяди Спири, только что прикрывавший весь лоб до самых бровей, как-то незаметно съехал на самую маковку. И вот дядя Спиря уже смеялся зычно, раскатисто.

— Ну и ну! Ну и Мишка! — Он кулаком смахнул проступившие на глаза слезы. — Да разве так в гости приглашают?

Маришка промолчала. Лишь метнула на отца зеленые молнии.

Дядя Спиря встал и чуть не задел хвостиком берета потолок. С виду нескладный, он все делал на удивление проворно: собирал ли в охапку свои тетради и книги, ставил ли к стене столишко, для удобства выдвинутый на середину веранды.

— Пребольшое тебе спасибочко, друже! — сказал дядя Спиря Тимке. — Пребольшое! Теперь в этой коробке все прояснилось. — Он постучал негнущимся пальцем по морщинистому, как бы в рубцах, лбу. — Теперь у меня как по маслу пойдет.

Окинул быстрым взглядом веранду.

— Готовы, браты?.. А где Константин?

— Я не хочу ухи, — сказал Костик, показываясь в дверях. — Спасибо. Мы с Мишкой домовничать будем.

— Нет уж, никаких «не хочу»! — твердо проговорил дядя Спиря. Положил на плечо Костика большую, ковшом, жесткую руку, пропахшую бензином. — Без тебя мы тоже не пойдем. Приказ хозяйки — для всех закон. Приходится иной раз и женщинам подчиняться. Ничего не поделаешь!

Костик стоял и думал: «Мой папка… Он такой же вот был, высокий и сильный, как дядя Спиря. И руки у него тоже… тоже большие и жесткие были».

Украдкой Костик глянул на дядю Спирю.

«Счастливая эта Маришка, — вздохнул он, все еще прижимая к груди котенка. — Кабы мой папка был жив… уж я бы его так любил, так любил!»

Костик весь изозлился, тащась шаг за шагом позади брата и Киры.

«И где у этого Тимки мужская гордость? — думал, растравляя себя, Костик. — Засмеется рыжуха, и Тимка тут же хихикнет. Поднимется на бугор: «Пожалуйста, Кира, ручку». Уронит та полотенце, Тимка бросится поднимать… В три погибели согнется. Прямо-таки из кожи лезет, бедняга, чтобы угодить… Смотреть противно!»

Уж лучше бы Костику и не ходить с ними на Волгу. Пусть бы одни наслаждались. А то он, Костик, похоже, им в тягость. Идут себе, улыбаются друг другу, а на Костика и не взглянут.

Внезапно Костик остановился. Возле дорожной колеи сиротливо тянулся вверх головастый подсолнечник. Стебель у него был кривой, оранжевая корзиночка не на солнышко таращилась, а косилась вбок, на полусгнивший трухлявый пенек.