Владимир Марченко - Подорожники

– Неужели, я так изменилась, ведь прошло каких-то четырнадцать лет. Издевается. Мог бы, и подретушировать, причёску сделать, губы оттенить. …Вставлю зубы. Как получу деньги, так и вставлю. Разучился фотографии делать, а раньше всё мог.

Женщина с каким-то жестоким выражением старческого лица рвала фотокарточки и бросала на снег.

– Не могла я так измениться. Бывшую жену не захотел узнать. В суде будем говорить. Ты у меня запоёшь…

– Вот тебе и хрен с морковкой, – огорчённо проговорил Лёха Тишин, прыгая в снег с подножки самосвала. Он нервничал. Спешил. И чаще нас буксовал. Ни Степан Иванович Никодимов, Ни Георгий Сидорович Скирдин не упрекнули Тишина, вытягивая его автомобиль из сугроба. Мы спешили. На носу Новый год, а накануне командировки в Павловск за отремонтированными машинами, отвёз Лёшка свою Раечку в роддом.

Из почтовых отделений звонили домой, чтобы сообщить о буране, о дорогах, которые плохо чистят, что от села до села добираемся с большим трудом. Хотели узнать, как там Рая? Кого родила? Самый опытный из нас – дядя Жора. Попросил жену дозвониться до роддома. В очередной деревеньке нам сказали, что ураган порвал провода. Связи нет. Долго не будет.

– О! Погодка! – воскликнул тощенький Никодимов, становясь за скат грузовика. – После этого пробега, машины придётся опять гнать в ремонт. Откуда эта снеговерть на наши головы?

Серая пелена из несущегося снега давно скрыла чёрную стенку бора с правой стороны и полосатую от валков снегозадержания степь – слева. Мы – с надеждой смотрели в лицо пожилому Скирдину. Понимали, что бывал он и не в таких передрягах, может найти верный путь из ситуации, в которой оказались. Я думал, что надо добираться до ближней деревни. Или развернуться. Дорогу замело. Можно копать снег и медленно продвигаться вперёд.

– Что делать? – вопросил Никодимов, закуривая. Скирдин молчал. Понимал, что от его решения зависит наша жизнь. Каждый год не обходится без происшествий. Кто-то замёрз в степи, кого-то нашли в кабине угоревшим. Георгий Сидорович посмотрел на часы, на небо.

– Делать нечего. Если поедем, то сожжём бензин. Доберёмся ли до Кострово – никто не знает. В бору тише. Будем жечь костёр. Утром стихнет. Дорогу пробьют бульдозерами. Мы на трассе. Повезут почту, молоко. Мимо не проедут. – Говорил Скирдин медленно, задумчиво. Его слушали внимательно. Других предложений ни у кого не было.

– Сливаем воду? – спросил Никодимов. – Залезем в одну кабину…

– Надо пробиваться, – загорячился Тишин. – Вчетвером в одной кабине не уместимся. Придётся снимать шубы. Я – согласен копать до утра.

– Бульдозер придёт, а у нас горючего не хватит до заправки, – сказал Никодимов. – Сожжём ведь, буксуя. Есть у меня две канистры – НЗ. Это мелочь. Я согласен ночевать. …Родит она без тебя. Всем гаражом будем обмывать.

– Ненадо суетиться, Лёша. – Скирдин вытер платком мокрое лицо. – На курточку надень кожух. Простынешь.- Однажды было у нас такое. Из Рубцовки выехали, нормально. А потом разом. Накрыло. Заднего борта не видно передней машины. Что делать? Пришлось бросить. С углём ехали. Пошли пешком до Песчаного. Три километра брели по пояс в снегу. Вышли в степь. Полегче. А тут у нас большое расстояние. Километров тридцать с гаком… Лыжи надо.

Мело. На глазах автомобили заносило. Маленький, подвижный Скирдин ещё на целине водил автомобили по бездорожью. Подобные задержки в пути для него не в диковинку. Я – работал в дорожном участке на грейдере. В метели приходилось по суткам снег грести. Я вылезаю, иду в будку спать, на моё место садится напарник. Такие тоннели приходилось пробивать, что кабин не видно. Вызволяли застрявших, кормили, отогревали. Шурочка обижалась, что дома по неделям не ночевал.

Когда открылась «Сельхозхимия» – новая организация. Возникла перспектива получить КАМАЗ, предстояло всё лето возить перегной на поля. Надеялся на заработок и возможность начать строительство дома. Жили с родителями третий год. Жена не ладила с матерью. Ей казалось, что Шурочка всё делает не так, как указывала она. Я устал их мирить. Скопленные деньги на покупку цемента, уходили, как вода. И заработок у нас на двоих с женой был не велик. Отец болел. С фронта раны беспокоили. Мама работала на колхозном птичнике. Каждый месяц Шурочке требовалось купить то новые сапоги, то шапку, то кофту, как у подруги. Она стеснялась ходить на занятия в студенческих платьях. Иногда грустно говорила, что ученицы лучше одеваются, чем учителя.

Тишин донашивал солдатские галифе. Возвратившись с границы, женился и жил самостоятельно, арендуя домик у родственников. Я тоже хотел уйти, но мама – в слёзы, а отец обиделся. Пришлось остаться. А тут попала командировка. Машины нет. Временно работал токарем. Завгар Верёвкин предложил съездить за самосвалом. Не отказался. От него всё зависит. КАМАЗЫ поступят летом. До лета нужно доработать. …Были документы на право вождения большегрузного автомобиля. В армии два года работал. Вот завгар и переманил меня, знал, что после школы я не поступил в Сельхозинститут, а по совету отца, поработав на комбайне, окончил годичные курсы в училище механизации. В колхозе работы много, а хорошая техника – не всем. Получил измученный тракторок Т-4. Не старый, но загнанный, как лошадь. Человек выжал всё из него, и бросил. Ему другой дали, так как он племянники председателя.

Восстановил. Вечерами оставался, как себе делал, чтобы машина была надёжной, в поле не подвела. Всё бы ничего, но не смолчал на комсомольском собрании, сказал, что родня председателя на новой технике, ей премии и путёвки в Болгарию, а тут приходится за ними технику восстанавливать, а это лишний расход запасных частей. Обидно. Председателю сообщили о моём выступлении. Бабушка говорила, что за молчание – платится золотом. Язык мой – не враг, но и помощник слабый. Трактор опробовал, начал культивировать пары. Отобрал технику главный инженер, отправил монтировать поливальную установку, дескать, ты грамотный, на четвертом курсе института, давай трудись; новое направление в колхозе; будешь инженером по мелиорации. По глазам вижу, что врёт. Психанул и уволился. Вот такие дела.

– Воду сливайте. У кого есть ведро, так можно и в ведро. Паяльная лампой растопим,- подбадривал нас Георгий Сидорович. Я тоже лампу захватил – батя посоветовал. И у Никодимова оказался «керогаз». Лёха курточку в городе купил и надел в дорогу. Пока орудовали лопатами, откапывая самосвалы, куртка у него начала лопаться и краска с кожи потекла. Я долго искал пробки на радиаторе, на двигателе. Знал, что оставленная вода, разорвёт тонкие трубки радиатора. Кипяток, вырываясь из автомобильных внутренностей, парил, буравил снег, доходя до дорожного покрытия.