Леонид Вайсберг - Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю

— Здравствуй! — говорю.

— Гутен таг! — отвечает мальчик, а сам так и светится улыбкой. Потом как-то смешно шаркнул ножкой и представился: — Франц Клейнштейн.

Познакомились. Стали разговаривать. В школе я немецкий изучаю. Даже неплохим учеником по нему считаюсь. Поэтому кое-что из того, что говорил Франц, доходило до моего сознания. Остальное мы с ним дополняли жестами. Ничего — получалось. И когда я сейчас вспоминаю Франца, мне кажется, что мы отлично понимали друг друга.

Я сразу подарил ему открытки с портретами Юрия Гагарина и Германа Титова. Франц знал наших космонавтов. В Австрии о них много писали. Во всех газетах были их фотографии в космических костюмах и шлемах. Потом Франц рассказывал мне, что некоторых ребят из его класса очень расстроили полеты наших космонавтов.

Еще бы! Буржуйские сынки прямо-таки молились на Америку, считали ее первой страной в мире, а русские вдруг оказались и умнее, и сильнее, и смелее…

На курточке Франца поблескивал круглый значок. Четко проступали силуэты мальчика и девочки, взявшихся за руку. Вокруг какая-то надпись. Я тут же разобрал ее: «Юнге гарде». Это был значок австрийской пионерской организации «Молодая гвардия». У нее есть свой девиз: «Дружба между детьми всех стран мира!»

Я подарил Францу наш пионерский значок. Приколол его ему на курточку рядом с австрийским.

— Данке! Данке! — без конца повторял он. Но через несколько минут снял значок и спрятал во внутренний карман. Мне стало обидно. От всего сердца дарил, а он… Франц, видимо, заметил мое недовольство. Заволновался и заговорил часто-часто. Минут десять говорил. Но я понял лишь одно: Франц опасался, что мальчишки из буржуйских и фашистских организаций могут силой отобрать у него значок. А он очень дорожил им. Тут, конечно, обида моя прошла без следа…

В это время у меня созрел план. Попросив Франца подождать, я возвратился на «Амур» и упросил нашу официантку снабдить меня бутербродами. Написал записку отцу, чтобы не волновался. А то еще полицию на ноги поднимут! В кармане у меня лежало двадцать шиллингов, которые дал мне папа на мелкие расходы, и я чувствовал себя богачом.

Через несколько минут мы уже шагали с Францем по прямой улице, застроенной ветхими зданиями. Мой новый друг хотел непременно познакомить меня со своей мамой.

По обеим сторонам улицы тянулись магазины. Точнее, крошечные лавочки, в которых можно купить буквально все, что нужно рабочему человеку. Богачам в них, конечно, делать нечего. Все — самое простое и дешевое. Ни автомобилей тебе, ни телевизоров, ни шикарной одежды. Это был второй район Вены. Трудовой район. Здесь живут рабочие и ремесленники, мелкие служащие и коммерсанты, пенсионеры.

— Ты был в Москве? — спросил Франц.

— Был.

— И Ленина видел?

— Видел.

— Счастливый! — глаза у Франца стали завистливыми. Я даже пожалел его.

— Вырасту — поеду! — Франц сказал это так, что я поверил ему. Такой обязательно добьется своего!

И вдруг Франц как-то съежился, словно стал на голову ниже. Уставился глазами в землю… Навстречу нам шел полицейский. Не из фильма какого-нибудь, а самый настоящий. Метра два ростом, в тщательно отглаженных темно-синих брюках и зеленоватом френче. В красных петлицах сверкали золотые звездочки. На черной блестящей портупее висел тяжелый револьвер. В руках — дубинка. Шел он медленно и важно. А люди старательно обходили его.

— Боишься?

— Его все боятся, — прошептал Франц.

— С чего бы это?

— Чуть что — штраф. Станешь спорить — бананом по голове.

— Бананом?

— Ну, дубинкой, что у него в руках… Это одно и то же…

Я невольно ускорил шаги.

— А у нас вот милиционеров не боятся, а уважают. Даже помогают.

— Так то у вас…

Ясное дело! Ведь полиция тут буржуйская. Для того и служит, чтобы рабочий люд в узде держать. Трах бананом по голове — и все! Мне почему-то так захотелось пульнуть из рогатки по полицейскому, что я даже по карманам зашарил. Но рогатка осталась дома. Не то показал бы этому полицейскому, как над рабочими измываться!

Мы подошли к длинному двухэтажному дому. Фасад его облупился. Поднялись на второй этаж. Двери нам отворила женщина средних лет в синем переднике. Красивая. Только глаза какие-то грустные. Это и была мама Франца.

Встретила она меня приветливо. Провела в комнату, усадила, а сама ушла с Францем на кухню. Сказала, что сейчас приготовит нам завтрак. Я оглянулся. Две крошечные комнаты. Шкаф, стулья, кровати, подставки для цветов, стол. Вот и вся обстановка. Мебель старенькая, простая. Подставки — самодельные.

В комнатах было удивительно чисто. Покрывала на кроватях, скатерти и салфетки под цветами прямо сверкали. На стенах — вышивки с надписями. Я понял только одну. Над той кроватью, что поменьше: «С добрым утром!»

Пришел Франц. Я спросил у него:

— Телевизор у вас есть?

— Что ты! — он посмотрел на меня так, будто я задал ему необычайно глупый вопрос. А может, и впрямь глупый? Ведь здесь все иначе, чем у нас. Удивительное дело: солнце — такое же, воздух — тот же, а жизнь совершенно другая. Совсем не похожая на нашу. Порой мне даже казалось, что кто-то перевернул ее тут вверх ногами. Только не шутки ради, а всерьез. Потому и кажутся в Австрии глупыми вопросы, которые считаются в нашей стране самыми обыкновенными.

— Отец твой сколько зарабатывает? — вспомнил я наш вчерашний разговор с гидом.

— Тысячу триста шиллингов.

— А мама?

— Дома она.

— Почему?

— Работы нет. А у тебя мама работает?

— Ага! Доктор она.

Мне снова захотелось задать вопрос: «Как это нет работы?» Но сдержался. А то еще Франц мог подумать, что я совсем… глупый.

На столе появился завтрак. Кофе, хлеб, масло. Мать Франца подсела к нам. Она начала расспрашивать меня, сколько у нас комнат, какая обстановка. Потом поинтересовалась платой за квартиру, газ, свет. Ценами на разные продукты. К сожалению, я не смог ответить на многие ее вопросы. Ведь всем этим у нас заведует бабуля.

Тогда мама Франца сама стала рассказывать. Сейчас я уже многое позабыл. Но точно помню, что на оплату квартиры у них уходит треть заработка. Представляете? Треть! И это в рабочем районе, без удобств.

— На еду и одежду остается так немного, что редкий месяц свожу концы с концами, — пожаловалась мама Франца. — Расскажи об этом своей маме. Она поймет.

Так вот почему у Франца нет телевизора!

— Идем в Пратер, — предложил мой новый друг.

— Это что за штука?

— Парк веселья… Луна-парк…

Интересно!

И мы снова зашагали по венским улицам. Движение на них становилось все сильнее. Мягко шелестя шинами, по асфальту мчались приземистые легковые автомашины. На перекрестках выкрикивали новости продавцы газет. Они были одеты в яркие накидки, на которых черными крупными буквами значились названия газет: «Курьер», «Дас кляйме фольксблатт», «Арбейтер цейтунг». Франц сказал мне, что газета коммунистической партии называется «Эстеррейхише фольксштимме».