Герман Матвеев - Новый директор

Константину Семеновичу не удалось договорить. На столе зазвонил один из телефонов.

— К сожалению, я должен сейчас ехать, — сказал комиссар после короткого телефонного разговора. — Будем считать, что наша беседа не закончена. Продолжим ее в другой раз. Обязательно продолжим! — повторил он, надевая фуражку. — Меня эти вопросы интересуют. И не только потому, что есть свои потомки. Думается мне, что педагогические законы одинаковы для всех возрастов…

— Верно. Методы разные, но законы одни, — согласился Константин Семенович. — На днях в обкоме должен состояться разговор… Мне обещали создать условия… обещали сравнительную независимость в работе и поддержку всех разумных начинаний. Школа будет опытной. Если так, то я хочу дать согласие.

— Ну что ж… Жаль тебя отпускать, но с моей стороны возражений не будет. — Комиссар пожал руку Константину Семеновичу и направился к выходу.

Андрей Архипович Степанов появился в роте Константина Семеновича осенью сорок третьего года. Узнав, что среди пополнения есть ленинградцы, Горюнов вызвал его к себе в землянку и начал расспрашивать о городе. К сожалению, солдат ничего интересного сообщить не мог, потому что эвакуировался из Ленинграда с заводом в конце лета.

Новый солдат понравился Константину Семеновичу неторопливым, вдумчивым отношением к делу. Всё, что ему поручалось, он делал охотно, обстоятельно и до конца. Вскоре выяснилось, что у Степанова «золотые руки». Он умел чинить часы, сапоги, мог шить, кашеварить и даже печь хлеб. Был он и охотник и рыболов. Знал электричество, водил машину. Чем больше узнавал Константин Семенович этого скромного, умелого человека, тем больше убеждался в его своеобразных способностях. Упорная настойчивость, за которую солдаты прозвали Степанова «настырным», невозмутимость, хозяйственная смекалка и умение ладить с людьми — всё это быстро выдвинуло его, и он стал старшиной роты.

После войны, каждый год, в День победы, Архипыч приходил навестить бывшего командира, и они весь вечер вспоминали «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».

Прежде чем принять решение вернуться в школу, Константин Семенович отправился к своему старшине.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — обрадовался Архипыч. — Как это вы вдруг надумали?..

— Да вот надумал… Давно собирался в гости, но всё не мог выбраться.

Вся семья Степановых, кроме восьмилетнего Сашки, была дома. Константин Семенович поздоровался с женой Архипыча, со старшим сыном.

— Неспроста… не в гости, — хитро прищурившись, сказал Архипыч. — По такой жаре в гости не ходят.

— Так ты что, выгонишь?

— Зачем же вы меня обижаете, товарищ капитан? Вы же знаете мое расположение…

— Знаю, знаю. Потому и пришел без приглашения.

— Это ничего, это мы живо оборудуем… Коля, собирайся! Добежишь до «Гастронома»…

— Отставить! Никаких «гастрономов». Чаю крепкого с сахаром вприкуску выпью, и всё. Будет серьезный разговор.

Большая комната Степановых казалась особенно светлой от множества белых с кружевами салфеточек, полотенец, скатертей, связанных и сшитых руками хозяйки, разложенных и развешанных где только можно. Анна Васильевна была простой малограмотной крестьянкой, но такой же деловитой и хозяйственной, как муж. Бережливая, трудолюбивая, оставшись на время войны в полном одиночестве, она сумела пережить блокаду и сохранить жизнь сыну. Теперь Коля был выше отца. Чертами лица он больше походил на мать. Такой же голубоглазый, светловолосый, с прямым носом и упрямо выдающимся вперед подбородком. Юноша держался скромно и независимо. Он уже работал вместе с отцом на заводе и, по словам Архипыча, кое-что в деле «кумекал». Второй мальчик — Саша — родился через два года после войны.

— Помнишь, Архипыч, ты мне однажды сказал, — начал Константин Семенович, усаживаясь на стул: — «Кончим войну, но я от вас никуда. Как нитка за иголкой. Куда вы, туда и я».

— Наверно, говорил, — улыбаясь подтвердил Архипыч. — Потому как соответствует истинному положению. Это я могу всегда повторить.

— Ну, а если так, то бери на работе расчет.

— Расчет? — удивился Архипыч. — А куда вы меня хотите определить?

— Завхозом в школу… Что, не ожидал? Получил я предложение работать директором. Хочу согласиться, но только с условием, если и ты согласишься. Без тебя не пойду.

Хозяйка принесла чайники начала накрывать на стол.

— Вот она, значит, какая филармония, — почесав в затылке, нерешительно вымолвил Архипыч. — Конечно, если бы раньше, я бы должен сказать: — Есть! — и весь разговор. А тут требуется прикинуть, обмозговать. Это нешуточное дело. Слышала, Анна? Капитан назначает меня завхозом в школу…

— В какую школу?

— В самую обыкновенную, среднюю школу, десятилетку, — ответил Константин Семенович.

— А вы знаете, какая там ставка завхозу? — неожиданно спросил Коля.

— Знаю. Ставка невысокая.

— Дело не в деньгах, — задумчиво произнес Архипыч. — Деньги — дело всё же второе… Не в том суть.

— Так и я считаю, — сказал Константин Семенович. — Будем строить такую школу, Архипыч, какой она должна быть. Последнее время я много думаю о школе, но без тебя как-то ничего не получается.

— Какой незаменимый! — сердито бросила Анна Васильевна, раскладывая в вазочке печенье. — Других-то нет?

Было видно, что она неодобрительно отнеслась к предложению Константина Семеновича, но возражать и спорить не решалась. Коля прислушивался к разговору с презрительной улыбкой, но и он, зная характер отца, молчал.

— Наверно, есть и другие, Анна Васильевна, и немало, — просто ответил Константин Семенович, — но я их не знаю. С Архипычем мы на фронте воевали. Плечом к плечу. Проверили друг друга.

— Так то война…

— И сейчас идет война… за человека, за советскую мораль. Серьезная война. С фашистами, Анна Васильевна, бороться было даже проще. Их видно. Они и одеты по-иному, и язык другой, и оружие… А на этом фронте всё не так.

— Не понимаю, про что вы говорите? — покачав головой, проговорила Анна Васильевна.

— Да вот недавно ты плакала, — вмешался Архипыч, — Сашка, видишь ли, по-матерному выругался. А как ты полагаешь, кто его научил? Погоди, еще и не тому научат!

Пример и угроза Архипыча оказались настолько убедительными, что Анна Васильевна сразу перестала спорить. Восьмилетний сын Степановых, в котором мать души не чаяла, учился во втором классе.

— Ну и что из того, что выругался? — возразил Коля. — Он же не понимает. Услышал где-нибудь на улице, ну и запомнил. Мало у нас ругаются?

Архипыч нахмурился. Вмешательство сына ему не понравилось:

— А ты бы лучше помолчал, Николай. Молод еще отцу указания делать.