Тамара Лихоталь - Здравствуй, сосед!

— Дима! Куда вы пропали? — закричала она, подбегая к ним. — Вас хочет видеть Иван Грозный!

Как только пообедали, Ульяна убрала посуду. Горазд разложил на столе кожу. Глядел, прикидывал. Вишена знает: отец всегда так. «Семь раз отмерь, — скажет, — а один отрежь». Но вот он взял нож. Сейчас пойдёт быстро: раз, два — и готово! Нож острый. Только дотронься лезвием, режет самую жёсткую кожу. Отковал этот нож отцу кузнец Фома и заточил по-особому.

Рука сжимала нож, а Горазд всё стоял. Смотрел на кожу, а думал о другом. Сказал:

— Про поход-то опять толкуют.

— Про какой поход? — спросил Вишена.

Отец ничего не ответил, а Ждан сказал:

— На суздальцев.

— Если вече приговорит, придётся идти. А может, оно и лучше. Суздальские земли хлебные, богатые.

— И ты пойдёшь? Вот здорово! — обрадовался Вишена. — А коня тебе дадут? И меч?

— Чего это ты надумал? — Ульяна недовольно поглядела на мужа. — На чужой каравай рот не разевай! Ещё убьют, а я останусь одна с Вишеной. Да ещё маленький скоро родится.

— Я тоже с отцом в поход! — закричал Вишена.

— Тебя ещё не хватало! — рассердилась мать.

А Ждан сказал:

— Нам-то что до этих земель? Фома правильно говорит…

— Фома! — перебил Ждана Горазд. — Есть люди и поумней Фомы. Они другое говорят.

Говорил об этом походе сегодня Горазду управитель боярина Ратибора. Горазд зашёл к нему, низко поклонился. Стал просить, не подождёт ли он ещё немного, пока Горазд отдаст долг. Управитель в этот раз был милостив. Не кричал, не грозился выгнать Горазда с семьёй из дому. Выслушал по-доброму, обещал потолковать с боярином. А под конец, перед тем, как Горазду уйти, сказал: «Ничего, скоро все разбогатеем!»

Горазд не понял, о чём он, но на всякий случай кивнул головой. Разбогатеть — кто же этого не хочет? Только как? Вот тогда и заговорил управитель про поход. Напомнил: несколько лет назад, когда суздальцы осадили Новгород, их крепко побили под новгородскими стенами. Тут же на городском торгу и продавали пленных и взятых в бою коней. Многие новгородцы разжились тогда добром. Вот и теперь те, кто пойдёт в поход, тоже вернутся не с пустыми руками.

«Взять хоть тебя, — говорил управитель, — ты вольный, хороший мастер, а живёшь не лучше, чем какой-нибудь холоп».

«Так, — соглашался Горазд, — плохо живём».

«А будет на что, построишь себе дом, мастерскую. Лавку на торгу поставишь. Один помощник у тебя есть, а там, глядишь, другой через два-три лета подрастёт».

Слушая управителя, Горазд будто видел перед собой и новый собственный дом, и лавку и опять кивал головой:

«Так! Всё так!»

«Племянник твой Ждан, — продолжал управитель, — входит в возраст. Он, слышно, на дочку гончара Данилы заглядывается. Вот и скажи ему: вернётся из похода, сможет жениться. Господин наш боярин Ратибор для вас же старается. Но есть у него и противники. Отрастили брюхо, сидят на печи и греются. Небось и меч разучились держать. Да ещё крикуны вроде кузнеца Фомы. Ты бы велел Ждану подальше держаться от этого смутьяна».

Всё это теперь хмуро вспоминал Горазд. А Вишена думал: «Испугался, наверное, Фома суздальцев, вот и не хочет идти в поход. А ещё кузнец!» Вообще-то кузнецы люди смелые. В печи вон как страшно гудит огонь, вырывается наружу жаркое пламя, и летят во все стороны искры. Того и гляди, зажжёт всё вокруг. Поэтому и не разрешают кузнецам ставить кузни в городе. Вишена, бывало, как войдёт в кузню Фомы, так и застынет у порога — боязно подойти поближе к наковальне, на которой лежит, дыша жаром, огненный ком. Его придерживает зубастыми клещами молодой парень, весь перемазанный углем, — подручный Фомы. А сам Фома без рубахи — только кожаный передник, прожжённый искрами, прикрывает широкую грудь — поднимет тяжёлый молот и стук-стук-стук по наковальне, так что вся кузня наполняется звоном. Видно, как на руках у Фомы от натуги вздымаются мускулы. И лицо у него красное — опалённое жаром. А раскалённый ком под его молотом вытянется в длину, сплющится с боков и извивается на наковальне огненной змеёй. Фома всё стучит и стучит, словно хочет своим молотом прибить змею. Глядишь, и в самом деле на наковальне вместо змеи лежит тонкая полоса. Фома теперь постукивает тише, дробнее, то с одного краю, то с другого. И вот уже готов клинок для меча, или серп, или гвоздь.

Однажды Фома стучал, стучал, потом отложил свой молот, взял из рук подручного клещи, подцепил ими гвоздь, макнул его в воду, стоявшую в бадье возле наковальни, и, весело подмигнув, протянул Вишене:

«Держи!»

Гвоздь был ещё тёплый, почти горячий, ровный, с остриём на конце, будто маленькая пика. Мальчишки в школе потом всё приставали к Вишене: «Давай меняться!» Чего только не предлагали ему за этот гвоздь — и колечки от кольчуги, и пряник, и живого ежа. Вишена тогда решил, что вырастет и непременно станет кузнецом. Он всегда относился к Фоме с большим почтением, Но сегодня он был согласен с отцом: нечего слушать Фому. Он хотел было сказать это, но глянул на хмурое лицо отца и не решился.

Горазд быстро и точно провёл остриём ножа по коже. Но даже работа не успокоила его, не отогнала забот.

Ждан сидел у окошка, склонившись над шитьём. Солнце повернуло на закат, и в доме сразу потемнело. Ждан отложил недошитый сапог, поднялся, расправил плечи. Потом подошёл к ларю и достал новую вышитую рубаху.

— Ты куда это собрался? — спросил Горазд и, не дожидаясь ответа, стал сердито выговаривать племяннику: — Дела вон сколько, а у тебя гулянье на уме.

Ульяна заступилась за Ждана:

— Зря ты серчаешь. Ждан парень работящий, не ленивый. Помощник тебе. А что погулять хочется, так его дело — молодое. Девицы на него заглядываются. Когда же ему, если не теперь, гулять?

— Нагуляется ещё! — проворчал Горазд. — А на кого он заглядывается, я знаю. Только нечего ему в ту сторону глядеть. У самого — ни кола ни двора, а она и вовсе в холопках ходит.

— Зря ты Зорьку обижаешь, — сказала Ульяна, — она хорошая девушка. И никакая она не холопка. Данила человек вольный. И мастер хороший. Отработает свой долг.

— Много ты понимаешь! — рассердился Горазд. — «Отработает»! Да разве наработаешь столько? И про эту Данилину дочку я худого не знаю. А говорю только, что не сможет Ждан на ней жениться. А раз так, то и глядеть нечего. Мало ли девиц вокруг? И Мирослава, и Василина, и другие.

— Сердцу не прикажешь, — упрямо сказал Ждан, — оно само выбирает.

— Само? А ты подумал о том, жить где, чем кормиться будете? Или, может, тебя с Зорькой Фома кормить будет?

— А при чём тут Фома? — возразил Ждан.

— Молчи! — стукнул кулаком по столу Горазд. — И слушай, когда тебе дают добрый совет! Не вертись возле этого смутьяна Фомы. Не доведёт это до добра!