Всеволод Нестайко - Единица «с обманом»

Вовке почему-то вспомнилось, как он однажды летом встретил случайно Марию Васильевну в Ботаническом саду. Она сидела на лавке с маленькой белокурой девочкой лет пяти. Та капризничала, кривила губки и не хотела есть хлеб с маслом.

— Настуся, ну съешь хоть кусочек. И тебя прошу, — ласково уговаривала ее Мария Васильевна.

Настуся отворачивалась и махала своей пухленькой ручкой:

— Ой, отстань, ба! Сказала не буду, и все. Не приставай!

Словом, Мария Васильевна ничем не отличалась от тех многочисленных бабушек, которого целыми днями гуляют со своими внуками в Ботаническом саду, — кто с шитьем, кто со старой зачитанной книжкой, и каждая с неизменной кошелкой, в которой бутылка молока да завернутые в бумагу бутерброды.

И как всякая капризная внучка, беленькая Настуся имела над Марией Васильевной беспредельную власть. Трудно было поверить, что это та самая Мария Васильевна, которая безжалостно выводила в классном журнале единицы «с обманом» и другие страхолюдные оценки.

Как не любил теперь Вовка Марию Васильевну!.. Больше всех на свете!

…В соревнованиях Онищенко не участвовал. Сергей Петрович оказался и вправду железным человеком. И хоть Вовка, утратив всякую гордость, старался оправдаться, доказывал, что это случайно, что он не виноват, и даже, чуть не плача, клялся: «Я больше не буду», — ничего не помогло.

Мало того! Когда в классе узнали, что Вовку не допустили к соревнованиям, все с гневом накинулись на него.

— Ты что — сдурел?! — кричала Макаронина. — Схватить единицу перед самыми соревнованиями!.. Это ж нужно уметь!

— Не мог решить какой-то несчастной задачи! — вторила ей Надя Травянко.

— Ты же не только себя подвел! Ты же подвел всю команду! — захлебывался Валера Галушкинский.

— Мы на тебя так надеялись! — чуть не плакала Таня Верба. — Думали, у нас в классе будет чемпион. А ты…

— Пигмей! — резал ему в глаза Игорь Дмитруха. — Ты же Сергея Петровича знаешь как подвел!.. Ему же за тебя, может быть, заслуженного тренера дали бы. Пигмей! — Игорь Дмитруха был признанный авторитет в спортивных делах.

Как горько Вовке было слушать эти укоры! Сердце его разрывалось на части. Он был страшно самолюбив. А самолюбивые люди в своем унижении стараются обвинить кого угодно, только не себя. И Вовка винил во всем Марию Васильевну. «Все она, все из-за нее!» — в бессильном отчаянии думал он.

Он усердно готовил уроки и ждал. Ждал, что Мария Васильевна вот-вот его вызовет, он блестяще ответит, получит пятерку с двумя плюсами и скажет: «А между прочим, я же и тогда все отлично знал. Только у меня очень болела голова, и я не мог отвечать. А вы даже не спросили меня, в чем дело. Вы сразу поставили единицу «с обманом». И я промолчал — из принципа. Вы же видите, что я все знаю. А вы… Эх вы!.. Вы испортили жизнь не только мне, но и моему тренеру Сергею Петровичу. Из-за вас ему не присвоили звание заслуженного тренера. Можете радоваться!..» Гордо подняв голову, он выйдет из класса. И Мария Васильевна наконец поймет, как она была несправедлива и жестока. Но будет поздно.

Такую благородную и красивую месть придумал Вовка.

Но Мария Васильевна все почему-то забывала вызвать его. К тому же в этом году она стала прихварывать, и ее уроков часто не бывало. И сказанные благородные слова Вовки звучали в его душе — никому не слышные.

Настал март. Всюду лежал снег, ночами мороз частенько разукрашивал окна причудливыми узорами, но в воздухе уже пахло не по-зимнему, свежо и задористо, — прелой прошлогодней листвой и набухшими ночками. А когда выпадали погожие безоблачные дни, на пригорках из-под снега проступали черные проталины влажной земли. Проталины будто дышали мартовским воздухом.

Близилось 8 Марта — Международный женский день. По традиции, в классе женщин поздравляли накануне — седьмого.

Вовка целый месяц мастерил маме подарок — чемоданчик-аптечку со множеством отделений и ящичков для лекарств (Вовкина мама работала врачом на «скорой помощи»), Но вручить его утром не смог — мама спала после ночного дежурства.

Поэтому Вовке не сиделось на уроках. Ему не терпелось побежать домой и торжественно поднести маме подарок. Он боялся — а вдруг мама, проснувшись, подумает, что он вообще ей ничего не подарит в этот день?

Как долго тянутся сегодня уроки! И как назло последним был урок Марии Васильевны. Этот урок казался Вовке просто нестерпимым.

Вовка уже не думал о том, чтобы Мария Васильевна вызвала его. Ему сегодня было не до того.

Ну что она тянет? Могла бы в конце концов и чуть пораньше отпустить. Все-таки праздник. Да и сама ведь женщина. Пусть бы шла праздновать.

Но Мария Васильевна, должно быть, не понимала этого. Она дотянула объяснение урока до самого звонка. Когда прозвенел звонок, ученики сразу засуетились, доставая портфели. Но с места вставать не отваживались — Мария Васильевна все еще стояла у стола.

Было непонятно, чего она мешкает, раньше ведь никогда не задерживалась в классе после звонка.

Мария Васильевна сняла очки, провела рукой по утомленным глазам и улыбнулась какой-то странной, дрожащей улыбкой. Потом тихо, как будто самой себе, сказала:

— Вот и закончился мой последний урок… Всего вам доброго, дети…

Наконец-то! Вовка рванулся с места и выскочил из класса. Но в коридоре вдруг остановился. Что такое? За ним никто не выбежал. Мария Васильевна, видно, еще что-то говорила. На миг Вовка заколебался: «Как-то нехорошо вышло». Но потом решил: «А! Наверно, говорит, чтоб мы своих мам поздравили с праздником. Сами знаем! Не возвращаться же из-за этого», и побежал домой.

Мама очень обрадовалась Вовкиному подарку. Она была так растрогана, что слезы навернулись ей на глаза. И все потому, что Вовка сам, собственными руками, смастерил аптечку. И хотя подарок отца — шерстяной костюм — стоил дорого, он все же проигрывал рядом с Вовкиным. Чувствовалось, что отец завидует сыну. Торжествующему Вовке даже стало жаль отца. И он из благородства начал хвалить его подарок, но мама сказала, что Вовкин все равно лучше.

Настроение у Вовки было таким, как будто он совершил геройский поступок, это очень приятно. Когда мать и отец наконец взялись за свои дела, Вовка пошел к соседям. Соседи, конечно, все уже знали про подарок и тоже стали хвалить Вовку. Правда, значительно сдержаннее, чем родители. А восьмиклассница Нюрка и совсем ничего не сказала. Она крутилась перед зеркалом, куда-то собираясь. Такое Нюркино поведение не понравилось Вовке.

— Куда ты так расфуфырилась? — спросил он.

— Как это — куда? — подкрашивая ресницы, пискнула Нюрка, — в школу. На торжественное собрание, посвященное 8 Марта.

Вовка хмыкнул — подумаешь, счастье, торжественное собрание! Нюрка сегодня его раздражала.