Всеволод Нестайко - Единица «с обманом»

Тут Костя ловко подтолкнул Вовку коленом, и тот очутился в зале. Все произошло так неожиданно и молниеносно, что Вовка не успел сказать ни слова.

Аплодисменты, которые уже затихали, раздались с новой силой. Весь зал поднялся и стоя аплодировал, пока семиклассники несли на сцену корзины с цветами. Проход между рядами стульев здесь узкий, Вовке некуда было деться, и он, бледный, перепуганный насмерть, поневоле шагал перед семиклассниками, ощущая себя, как во сне.

И вот Вовка — на сцене. Семиклассники ставят цветы на стол президиума и тут же возвращаются назад в зал. И Вовка, вдруг утратив над собой власть, торчит на месте в каком-то отчаянном оцепенении.

Директор школы Осип Гаврилович некоторое время вопросительно смотрит на него, потом улыбается и неожиданно говорит:

— Слово имеет ученик четвертого класса «Б» Онищенко Владимир.

У Вовки потемнело в глазах. Невыразимый страх охватывает его. Как это случилось? Для чего он здесь? Что делать?..

Все тело у Вовки — будто чужое. Особенно руки. Он не знает, куда их деть. Они мешают ему. Он то закладывает их за спину, То засовывает в карманы, то сжимает так, что трещат суставы…

Все ждут. Вовка молчит.

— Говори, Онищенко, не стесняйся, — ласково приглашает директор.

— Ну! «Дорогая Мария Васильевна…» — шепотом подсказывает Павел Петрович, который сидит совсем близко.

— Дорогая Мария Васильевна, — машинально повторяет Вовка, пугается собственного голоса и замолкает.

Но уже поздно. Теперь нужно что-то говорить. И слова вырываются сами собой — судорожные, бессвязные, неудержимые…

— Я… у меня… Я ничего не хотел… Я просто… У меня… единица «с обманом»… последняя… больше ни у кого… И я не исправил… Не успел, просто… Я хотел… Учил… Честное слово… Теперь все-все знаю… Честно…

Вовкин голос вдруг задрожал, сорвался, перед глазами поплыли огненные круги. Вовка рванулся с места, кинулся в глубь сцены и, забившись в угол, горько заплакал.

Тут он почувствовал, как кто-то обнял его за плечи и куда-то повел. Он шел, закрыв лицо руками, и ничего не видел.

Потом, все еще всхлипывая, он сидел на диване, и кто-то в молчании гладил его по голове. А когда Вовка наконец успокоился и открыл глаза, то увидел, что сидит в учительской, а рядом с ним — Мария Васильевна, и больше никого.

Заметив, что Вовка уже не плачет, Мария Васильевна улыбнулась ему и почему-то шепотом, хотя никого в комнате не было, сказала:

— Глупенький, глупенький мой хлопчик! Ишь что выдумал! Нет у тебя никакой единицы «с обманом». Ты ее только что исправил. Слышишь?.. Исправил. Не каждый способен осознать свою вину и громко при всех признаться. Только честный человек…

Пройдет много лет, Вовка станет Владимиром Ивановичем, инженером, космонавтом, а может, и учителем, но никогда в жизни он не забудет этой минуты и этих слов.

Перед Вовкой Онищенко рядом с Любой Присяжнюк сидит чернявый, цыганистый Витасик Дьяченко. Витасик — первый ученик в классе, круглый отличник. Но он совсем не похож на тех горе-отличников, которые ничего, кроме уроков, не знают и знать не хотят. Когда вертлявые хорошисты и троечники весело играют в футбол, они все сидят за столом, уткнувшись носом в книжку.

И Витасик, конечно, любит читать, но его тянет также поиграть в футбол, в казаки-разбойники, в салочки… А иногда он не чурается и таких ребячьих затей, какие, казалось бы, совсем не к лицу круглому отличнику. Как, например, с этим Фантомасом…

Витасик волнуется. Витасик страшно волнуется. Сегодня у его старшего брата, девятиклассника Романа, — премьера. Первая в жизни премьера! И не в какой-то там школьной самодеятельности, а в театре. В Народном театре Механического завода, в самом настоящем театре, на спектакли которого продают билеты и которым руководит заслуженный деятель искусств Анатолий Сергеевич Алмазов.

Роман хочет стать артистом, мечтает поступить в Киевский театральный институт. И какая же это была радость, когда Алмазов, разыскивая по школьным драмкружкам хлопца-исполнителя на роль Яшки в пьесе «Именем революции», выбрал именно его, Романа.

И вот сегодня премьера.

Роман с самого утра ушел в театр на последний прогон перед премьерой. А Витасик ходит и волнуется. Ему кажется, что если бы он сам выступал, то так бы не волновался. Он очень любит своего брата.

Витасик долго бродил около гигантских колонн заводского Дворца культуры. Его так и тянуло хоть одним глазком… Но двери были заперты, и он повернул к дому.

Возле подъезда его окликнули:

— А мы тебя ищем. Айда с нами!

Он обернулся.

Это был Игорь Дмитруха со всей ватагой. У Витасика не было сейчас желания идти с ними, но и не хотелось, чтобы они подумали, будто он трусит. И он пошел.

Возле крайнего дома на их улице, который только в этом году заселили, они остановились.

— Ты станешь тут, ты на углу, а ты на лестнице, — приказывал Игорь, тыча мальчишек в грудь пальцем. — А мы с Витасиком туда!

Настороженно озираясь, он шмыгнул в подъезд.

Витасик за ним.

По-кошачьи, бесшумно поднялись они по лестнице. Вот уж и пятый этаж. Возле пятьдесят восьмой квартиры перевели дух, прислушались. Игорь вытащил из кармана мел и написал на двери большими буквами: «Берегись Фантомаса!» Потом оба в страшной панике, будто за ними гнались волки, загремели вниз по лестнице, пулей выскочили из подъезда и уже всей гурьбой пустились наутек.

Это началось недели две назад, когда мальчишки посмотрели фильм «Фантомас». Все, конечно, были под впечатлением. Особенно Игорь Дмитруха. Он выпячивал нижнюю челюсть и по-фантомасьи дико хохотал. И где только мог, писал мелом «Фантомас».

Как-то под вечер, когда все сидели и думали, что бы еще такое выкинуть в духе этой страхолюдины, возле них остановился приземистый незнакомый мужчина в береге. Посмотрел на стену, где было нацарапано здоровенными буквами «Фантомас», поморщился и сказал:

— Вы бы, ребятки, стерли это… бог знает что! Дом-то ведь новый… Разве для того вас грамоте учили?

И хоть он говорил довольно миролюбиво, Игорь Дмитруха ощетинился:

— А мы тут при чем? Вы видели? А докажите!

Человек ничего на это не ответил, подошел и сам стер надпись. Посмотрел устало на ребят:

— Эх, вы… писатели! — и пошел.

Игорь Дмитруха не любил, когда ему делали замечания. Глаза его вспыхнули:

— Фантомас таких обид не прощает!.. Ха!.. Ха!.. Ха!.. Нужно проследить, где он живет.

И мальчишки, сгибаясь в три погибели и держась поближе к стенам, устремились за незнакомцем.

Жил он в крайнем новом доме, в пятьдесят восьмой квартире. В тот же день на ее двери появилась надпись: «Берегись Фантомаса!» Война была объявлена!