Павел Карпов - Черная Пасть

Анна Петровна, с потным, курносым и насмешливым лицом, разгладила на голове ровненький и широкий развал седых волос и, подбоченясь, с притворным вздохом подсела к Нине на уголок походного рундука капитана Ковус-ага. Сморкаясь в уголок фартука, старушка прошептала:

- В деревне у нас бондарь Касьян был... Такой же, как Метанов: на что ни взглянет - все вянет.

- О, милейший Сергей Денисович, зачем же свой гарпун в меня бросать! - улыбчиво отвечал Метанов. - Старого каспийского осетра острогой поддеть трудно. Пойдемте-ка, други!.. Можно искупаться, охладить страсти.

- А зачем? - с усмешкой спросил Сергей, вырываясь из липучих объятий Метанова. Прислонившись к стене, он горячо провозгласил. - Страсти и только страсти нужны для свершения великих дел. Без них конец всему возвышенному как в творчестве, так и в личной жизни...

- Да, весьма мудрое изреченье! - великодушно похвалил Метанов, - Не лишне было бы узнать автора. Как и предыдущий анекдотец, сия сентенция тоже из восточного кладезя мудрости?

- Не угадали, Семен Семенович, это из другой шкатулки.

- Возможно. Но мне по душе эта мысль. В ней кредо на всю жизнь. Пожалуй, морским купаньем не охладить такой страсти!

Притихшая было Нина испытующе и задумчиво посмотрела на Сергея.

- Что страсти! Их сладкий недуг исчезнет при слове рассудка.

- Стоит ли нам встревать в спор великих мыслителей, в прения номенклатурных небожителей! - Семен Семенович, довольный своей остротой, самозабвенно захохотал, что не всегда мог себе позволить. В смехе он особенно соблюдал сдержанность и осторожность. Оборвав смех, он добавил. - Все гениальное - это рекордный вес, который не всегда годится для. повседневной гимнастики ума. Нам что-нибудь полегче... лирическое, скажем.

- Тонкое по интеллекту, интимное и скрытое от расхо'-жей практики - не по нутру Брагину! - довольно осторожно пропел Игорь, приятельски подмигнув Нине. - Ему больше подходит этакое эпическое, с громом меди и барабанным боем. Чтобы все было значительно, весомо и зримо, как на плакате. Эх, жалко, нет стихов про белоснежное, сульфатное озеро Черной пасти и волшебные кристаллы, от которых, к несчастью, слабит... Но соль и деньгу тут лопатой гребут!

- Метко и складно!.. "Денежки лопатой гребут!" Лопата у нас - лирика соляных угодий. Как колдунья на помеле. Бессмертна, и пока на озерах ее власть. Но скоро заставим кикимору взлететь па небо в чертоги духов. - С опрометчивым увлечением Сергей опять ударился в патетику, не заметив иронии друга.

- Браво, упоительно - слабительной лирике Кара-Богаз-Гола! - торжественно провозгласил Игорь Завидный.- Вдарь еще, Сережа, по тугим и звонким струнам Бекдуза!.. Кажется, есть и такой музыкальный инструмент. Ах, го-пуз!.. Прошу прощения.

- К черту шутки и насмешки! Озера наши соляные - прекрасны! - Сергей с увлечением, искренне и запальчиво заговорил о сказочных каспийских угодьях. - Подымись на вершину Семиглавого Мара, глянь на искристые озера! Белым-бело! Солнцем поджаривает, налетает ли афганец, они в хрустальном уборе непорочной чистоты. Не у нас ли на Каспии заповедная девственность и первозданная красота!..

Неожиданная и напряженная тишина установилась в комнате. Все смолкли, прислушиваясь и всматриваясь в "белое торжественное затишье", ставшее таким зримым и выпуклым после поразившего всех поэтического экстаза Сергея Брагина.

- Милый Сереженька, ты ли это?.. Не узнаю и хвалю за находку, - удивленно проговорила Нина. Поправив прическу своих темнокаштановых волос, она взяла его руку и сжала пальцы в кулак. - Пастернак на Кара-Богазе... Звучит. А теперь слушай меня и не разжимай кулак, пока я не досчитаю до трех... тогда ладонь свою покажешь. Согласен?

- А потом?.. - все еще раз горяченный и сияющий спрашивал Сергей. - Когда покажу тебе ладонь...

Они отошли к открытому окну , за которым теперь уже было совсем другое море. От острова Кара-Ада ветер нагнетал к берегу невысокие, темноватые складки, с редкими, хохлатыми бурунами. Не было на воде лодок, а горизонт исковеркали первые, беспорядочные волны. Нина снова уставилась на море, но притихшая, без прежней беспокойности.

- Слушайся меня, Сережа, и давай вместе считать до трех... Я не хочу, чтоб ты был смешон. Сожми крепче кулак!

Гости оказались очень колготными и норовистыми - каждый на свой манер, - и Анна Петровна была настороже, то и дело выглядывала из чадной кухни, где на газовой плите шипело и клокотало что-то вкусное.

Перекинув через плечо старенький, латаный чулок, наполненный почти до пят луковицами, она колдовала над гусем, породистым каспийским крикуном, - начиняла его яблоками. Гирлянду лука Анна Петровна как сняла со стены для кухонной надобности, так, по забывчивости, и носила в руках.

- Рассудочные стихи, - глубокомысленно заметил Семен Семенович. - Миротворные. Пассивно созерцательные. И конструктивным холодком веет... Если уж стихами отстреливаться, то я бы прострочил очередь из автоматического оружия молодых!

- Слава те!.. - облегченно вздохнула Анна Петровна.- До стихов дошли. Сейчас такие словеса пойдут; Умаялись про соль да трубы спорить, - она поманила на кухню Нину, но та взглянула как-то безразлично, словно ничего не видела перед собой. Одиноко она стояла у окна, под широкой, порхающей от ветра тюлевой занавесью, безучастно тихая, заложив руки за голову.

Нина даже не обратила внимания на шум за окном, на чьи-то хрусткие, тяжелые шаги по ракушечнику и повернула голову только после осторожного покашливания. Утопая в рыхлом песке, перед рыбацким домиком остановился, облитый солнцем, путник в сером пиджаке нараспашку, в каких-то новомодных, бронзовых, негнущихся брюках и неизвестно каких ботинках, скрытых в песчаной перине. Голубоватая, вся в дырочках, шляпа, снятая не то от жары, не то в знак приветствия, была прижата к груди, сразу же узнав в пришельце ашхабадского литератора Пральникова, Нина тоже как-то машинально приложила руку к груди и поклонилась, напрасно силясь согнать с лица выражение безучастности.

- Виктор Степанович! - послышался из глубины комнаты голос Сергея Брагина, давно и близко знакомого с писателем. - К нам в гости?..

- У вас в гостях я уже был, - шутливо отозвался Пральников, здороваясь со всеми через окно. - И никого не нашел ни дома, ни в конторе, а теперь пришел повидать Ковус-ага.

- И его нет!.. Он на Баре, с водолазом не может расстаться, - с готовностью и виноватой улыбкой ответила Анна Петровна, для чего-то снимая с себя мешковатый, белый халат и пряча его в шкафчике. Скорей всего старушка опасалась, что приезжий человек не признает в ней хозяйку дома, а примет за подавальщицу из столовой или за больничную хожалку. А это было бы обидно, потому что гость пришел к Ковус-ага, и она должна принять его как хозяйка. - Заходите. Чего под окном-то стоять. Поди не славить пришли!.. Встреть, Нина, - засуетилась Анна Петровна, в виде залога приняв от гостя через окно жесткую, будто пропитанную клеем или крахмалом, летнюю шляпу-решето.