Владимир Киселев - Любовь и картошка

— Приехал,— устало и твердо сказал генерал Кузнецов.— Только без этого письма мне было бы труднее тебя понять.— Он на мгновение задумался.— Понять твое отношение ко мне, к маме. К посторонним...— Он оглядел присутствующих и добавил предостерегающе: — Которым, может быть, не так уж интересны наши дела.

Наивно, непосредственно, совсем по-детски у Аллы Кондратьевны вырвалось:

— Ну что вы, Анатолий Яковлевич!

— О-хо-хо,— тяжело вздохнул Матвей Петрович.— Не возьмешь теперь и в толк, кто тут свои, а кто посторонние...

Сережа молча, глядя под ноги, повернулся, обогнул поленницу и пошел в сторону переправы. Затем остановился, повернул назад, подошел к Наташе и протянул ей коробочку от часов.

— У меня тут одна твоя вещь осталась,— сказал он отрешенно.— Талон там гарантийный. Смотри не потеряй. Я пошел.

— Почему? — не поняла Наташа.— Куда?

— Что тут делать посторонним?

У него дрожал голос от обиды, от горечи, от негодования.

— Подожди, Сережа,— остановила его Анна Васильевна.— Так нельзя.

— А так можно?! — обрушился на нее Сережа.— Как вам удобно, так вы все и решили. Других это не касается. Другие здесь посторонние. Дед Матвей вам уже посторонний!

— Что ты выдумываешь?! — возмутилась Наташа.

— А я такой выдумщик,— улыбнулся, чтоб не заплакать, Сережа.— Выдумал, что для тебя весь мир стал зеленым. Вчерашний наш разговор выдумал. Выдумал, что ты уезжать не хотела...— Он помолчал и в упор спросил: — Выдумал я это?

Наташа почувствовала, как сердце ей обдало чем-то теплым и щемящим.

— Нет,— сказала она.— Не выдумал. Это правда, Сережа.

— А если правда,— повернулся Сережа к Анне Васильевне,— так я, Анна Васильевна, Наташе не посторонний! И знайте: мы с Наташей все равно женимся!

— Могу я полюбопытствовать, когда свадьба? — едва заметно усмехнулся генерал Кузнецов.

Для самого Сережи были слишком неожиданны слова, которые у него вырвались. Он никогда пи о чем таком не думал. А может быть, думал, но сам не сознавал этого?.. Он напоминал улитку, которая вдруг вообразила, что у нее твердые и острые рога, полезла на препятствие, ткнулась своими рожками в стену и тотчас втянула их внутрь.

— Ну... не сейчас, конечно,— ответил он растерянно. И всем было понятно это его состояние и хотелось

помочь ему, загородить его, дать ему опомниться.

— Эх, Серега, Серега!..— дружелюбно и сочувственно, так, словно он начисто забыл об их ссоре, сказал Григорий Иванович.— Взрослый ты уже человек. А ведешь себя совсем как первоклассник.

— Не нужно над этим смеяться,— вмешалась Анна Васильевна.

— А я и не смеюсь. Какой уж тут смех, Аннушка. С этими акселератами, глядишь, и впрямь еще мы с тобой родственниками станем.

— И приглашение на бал к королеве им еще сможет пригодиться,— с облегчением подхватил Павел Михайлович и подмигнул Матвею Петровичу.

— Наташа,— так серьезно, как только мог, попросил Матвей Петрович,— поедешь сСерегой в эту, в Ирландию, крема облепихового мне не нужно. А виску ихнюю привези. Хоть две баночки... Что я у тебя, Павел, все спросить хотел?..— еще дальше уводя окружающих от всего, что тут только что произошло, продолжал Матвей Петрович.— Макхью этот твой... Он протестант или католик?

— Не знаю,— озадаченно посмотрел на него Павел Михайлович.— К чему тебе это?

— Стреляют они там,— сочувственно вздохнул Матвей Петрович.— А мы-то с тобой помним, как живется, когда стреляют кругом... Так он с какого боку?..

Встолярной мастерской села Бульбы уже не в первый раз циркульная пила, вгрызаясь в древесину, внезапно испуганно взвизгивала и теряла зубья. Натыкалась на рваный осколок снаряда. Или на сплющенную пулю. А по внешнему виду дерева ничего не было заметно. Шрам давно затянулся.

Это дерево участвовало в войне. Кого оно защитило? Кого заслонило собой? Деревья помнили о войне. Но еще больше о войне помнили люди. Уже третье поколение.

Анна Васильевна провела в школе анкету. Без подписи. Во всех классах. Нужно было ответить только на один вопрос: «Какой праздник ты считаешь для себя самым лучшим, самым важным?»

Только в младших классах отвечали — «День рождения» или «Новый год». Но и там таких ответов было немного. Не набралось и десяти процентов. А в старших классах и в целом по школе большинство учеников отвечали либо «День Победы» либо «День освобождения».

День освобождения села Бульбы от немецко-фашистских захватчиков и в самом деле был большим праздником. К мемориальному комплексу над рекой за сельским парком собралось все село. Широкая, обсаженная пирамидальными тополями аллея, мощенная красной кирпичной крошкой, вела к ряду невысоких надгробий, окантованных по краям полированным гранитом. За ними на каменном пьедестале скорбно опустила голову женщина, высеченная из крупнозернистого серого гранита. По бокам от нее косые гранитные паруса, на них выбиты фамилии павших. Много фамилий одинаковых. Родственники.

А еще дальше на высоких прочных металлических треножниках были укреплены две тяжелые каменные плошки, два гранитных диска диаметром в полтора метра. Горело в плошках дизельное горючее: густой черный траурный дым, пронизанный острыми красными языками пламени, поднимался к небу.

Председатель колхоза Павел Михайлович Гавриленко взошел на возвышение перед памятником. Постучал пальцем по микрофону, раскрыл общую тетрадь, которую держал в.руках, и, почти не заглядывая в нее, сказал короткую речь:

— Здесь, в этих списках, триста двадцать семь человек. Немного осталось в селе людей, которые их знали живыми. Пидопличко Петра Ивановича — бывшего нашего завфермой. Подорвался на мине. И Мороза Юрия — зоотехника. Утонул в Северном море. И полковника Федченко Иллариона Игнатьевича, уроженца нашего села, командира погранотряда. Погиб двадцать второго июня. И Ивана Мельника, лучшего нашего тракториста. Сгорел в танке под Москвой. И тех, кто был в партизанском отряде, воевал на этой земле и лежит в этих могилах. Мы их не забыли и не забудем. Мы поставили им памятник. Но память о них не только в этом. Память в их детях и внуках. В том, что мы делаем на своей земле. Как живем на ней и какие урожаи собираем.

Наша страна по картошке — первая в мире. На земном шаре в год берут триста семь миллионов тонн картошки. Сто миллионов из них выращивается на советской земле. И мы в этом деле — не последние. И по урожаю, и по качеству. Нашу «партизанку» знают. Такой картофель вырастить непросто. Требует он и труда большого, и ума, и совести, и сердца. И ордена, которые дают за картошку, это ордена не только нам. Это ордена и тем, кто полег в боях, освобождая нашу землю. И в селе нашем сегодня быть коммунистом — это значит выращивать высокий урожай картошки.