Николай Мамин - Знамя девятого полка

– Хорошо, капитан-лейтенант,– после долгого молчания твердо сказал майор Чулошников и решительно стукнул кулаком о кулак.– Я помогу вам попасть на родину. В Тремсе у нас есть свои люди. Знамя должно быть на месте. Огарсен!

Он сказал что-то по-норвежски великану и, когда тот вышел, пояснил:

– Сейчас придут наши связные. К счастью, они еще задержались здесь. Вам начинает везти.

За дверью раздались торопливые шаги, и вслед за огромным Огарсеном в избушку вошли двое. Один такой же большой, плечистый и белокурый, в синей суконной фуражке с якорьком моряка или яхтсмена, лихо брошенной на копну соломенно-желтых волос. Он вежливо поклонился майору и, сняв свою морскую фуражку, сел на сосновую чурку, поставленную возле дверей. Его большие татуированные, все в синих якорях и парусниках, рабочие руки спокойно скрестились на коленке. Сразу было видно, что этот рослый скандинав умеет ждать. Второй был невысокого роста, в лыжном костюме, с брезентовым рюкзаком за плечами и обшарпанным альпенштоком в руках. Он был гораздо моложе своего спутника и напоминал переодетого барчонка – так нежна и румяна была кожа на его щеках.

Но, присмотревшись внимательно, Иван чуть не присвистнул от удивления: из-под синего берета на виске второго связного выбилась светлая тугая кудряшка и сам берет казался плотно набитым целым вальком густых волос.

Это, несомненно, была девушка. Она пристально смотрела на двух оборванных русских моряков, и в глазах ее светилось печальное

сочувствие.

– Будьте знакомы, товарищи,– негромко сказал Чулошников.– Это морской механик Фридрих Бергстрем, а это фрекен Элизабет, норвежские патриоты. Камрад Фридрих говорит по-немецки и немного по-русски.

– Весьма отшень плохо,– смущенно усмехнулся рослый механик, и его большие руки, не находя себе места, заходили по коленке.

– Ничего, мы найдем общий язык,– по-немецки сказал Шмелев, и глаза Фридриха Берг-стрема удивленно дрогнули.

Он только произнес почтительно и удивленно: «О!» – и, поднявшись, прижал руку к сердцу.

Девушка невозмутимо и печально продолжала рассматривать русских. В поношенном мужском лыжном костюмчике, в синем, сдвинутом набок берете, из-под которого теперь высыпалось еще несколько светлых тугих кудряшек, она стояла перед беглецами, опираясь грудью на свой поцарапанный камнями альпеншток, и в глазах ее блестели слезы.

Усталая и, видимо, взволнованная чужим несчастьем, она так мало была похожа на партизанку, что Иван сердито подумал: «И в такую полундру с собой еще женщин таскать. Ну, и времечко…»

– Итак, задание, камрад Бергстрем,– уже суховато-служебно сказал Чулошников. – Товарищей русских моряков необходимо как можно быстрее перебросить под Ленинград. У них… очень важный государственный документ. Вы меня поняли? Когда уходит ваша «Ариадна»?

– Да, я имею понятий, что вы сказал. Шесть-семь день, считая завтра,– с трудом подбирая слова, пробасил морской механик и, в затруднении прищелкнув пальцами, глянул на Шмелева, как бы прося у него помощи. Шмелев, молча соглашаясь быть его переводчиком, деловито кивнул, и Бергстрем заговорил по-немецки.

Оказалось, что его «Ариадна» (1500 регистровых брутто-тонн, порт приписки Берген) через неделю выходит в море и пойдет обычным рейсом в один из финских портов. На ней хорошие люди, и им можно довериться.

– Конкретно, как вы намерены осуществить переброску? – деловито и строго прервал Бергстрема майор.

Пальцы механика опять забегали по коленке.

– У меня еще нет готового плана. Но я буду думать, и план придет. Не исключен такой вариант: сначала я полагаю отвести товарищей в имение профессора Стаксруда и там спрятать их до отхода судна. Приличную одежду, я думаю, нам помогут достать фрекен Дагни или даже сам профессор .. Ведь он тоже…

Майор поднятой рукой остановил разговорившегося механика. Его интересовали главным образом факты, а не эмоции

– На первый случай одежду достанем здесь. Но вообще тут нужно не только думать, но и знать твердо,– суховато сказал Чулошников и, в раздумье подперев голову рукой, уставился в мутное оконце на синий клин далекой горы.

Фридрих Бергстрем, невозмутимо достав из кармана резиновый кисет, а из кисета прямую черную трубку, разобрал ее и принялся чистить блестящим медным шомполком. Для него рискованная операция уже началась, и нужно было подумать о деталях, а за делом думалось легче.

– Да, отсюда ничего не видно,– словно убедясь в том, что на далекой горе не написано никакого готового плана переброски, досадливо буркнул Чулошников.– Бергстрем, вы готовы?

Механик спрятал прочищенную трубку в карман и встал.

– Да, камрад майор может на меня положить свое доверье,– невозмутимо сказал он и надел свою морскую фуражку.– Прикажете уходить сейчас?

Чулошников промолчал, задумался – теперь он тоже отвечал за знамя полка

– В первую очередь надо переобуть юношу,– майор кивнул на увязанный белой проволокой сапог Ивана.– Бергстрем, скажите Огарсену, чтобы он принес ботинки того немца, два плаща и какие-нибудь кепки.

Пока Иван переобувался в тяжелые башмаки на альпийских гвоздях, майор задумчиво смотрел в его заросший затылок и грустно покачивал головой.

Когда все было готово, Чулошников протянул руку Шмелеву. Задержав его широкую ладонь в своих худых и нервных пальцах, майор сказал вполголоса:

– Капитан-лейтенант, исполни одну мою личную просьбу. Будешь в России, отправь письмо. Лучше заказным. Адрес: Красноярск, улица Маерчака, семнадцать, Чулошниковой Манефе Антоновне. Напиши только, что Петр жив и здоров Только. Запомнишь адрес? Будь добр, капитан-лейтенант!

– Город Красноярск, улица Маерчака, семнадцать, Чулошникова Манефа Антоновна. Будь спокоен, майор,– истово повторил Шмелев

Час назад не подозревавшие о том, что они совсем независимо один от другого существуют на свете, русские офицеры крепко пожали друг другу руки, на минуту задержали рукопожатие, словно вспоминая, все ли они сказали друг другу, и крепко стиснули пальцы еще раз.

Назад, к морю, шли гораздо быстрее – Фридрих Бергстрем знал горные тропинки, наверное, не намного хуже своего машинного отделения.

Фрекен Элизабет не отставала от мужчин и в трудных местах еще протягивала руку Ивану. Сжимая ее худенькие пальчики, Иван беззвучно смеялся – нет, ему совсем не стыдно было принимать помощь этой маленькой и бесстрашной девушки.

Замыкающим шел Шмелев. Губы его шевелились – он в сотый раз повторял адрес, сказанный ему майором Петром Чулошниковым.

…Красная, зеленая и желтая черепица необычно веселенькой и нарядной клеткой просвечивала сквозь широко растопыренные зеленые лапы сосен и лиственниц.