Рахиль Баумволь - Клетчатый гусь

Верхушка высокой ели — словно купол цирка, а крохотный паучок-фокусник во много раз меньше самого маленького циркача.

Зелёная безрукавка плотно облегает его круглый животик. Лапки у него голые, и никто не скажет, что он спрятал что-нибудь в рукав. Не шумите, ёлочки и кусты орешника, смотрите все на паучка — он сейчас будет показывать фокусы.

Раз, два, три — и паучок вытаскивает изо рта тонкую шёлковую паутинку и быстро-быстро спускается по ней вниз. Над ним — бездонное голубое небо, под ним, где-то далеко внизу, — земля, а он, бесстрашный маленький акробат, перебирается по своей жемчужной ниточке к соседнему дереву.

Пробегает ветерок, и листья на деревьях хлопают паучку: „Хорошо! Хорошо! Молодец, паучок!"

Он хочет спуститься совсем низко, вон на ту ветку, чтобы его фокус был виден опятам, столпившимся на пеньке. Но тут он замечает на соседней ветке синичку. Сейчас синичка без всяких фокусов — хоп! — и проглотит его...

Раз, два, три — и паучок вбирает в себя паутинку. Вот он уже высоко-высоко. Деревья вокруг хлопают ему своими мягкими зелёными ладошками.

Ай да паучок, вот это номер! Покачался в воздухе, нацелился на нижнюю ветку и вдруг помчался вверх, всех рассмешил. И никто не знает, что паучку не до смеха, что это он испугался синички, которая чуть было не проглотила его вместе с жемчужной паутинкой.

Выкупалась девочка в речке, выстирала свой платочек, положила его на траву сушить, а сама растянулась на солнышке и загорает. А под платочком в траве волнение поднялось: что-то закопошилось, задвигалось и зашуршало.

—Почему стало темно? — спросил мотылёк.

—Над нами какая-то крыша появилась,— ответил кузнечик.

А умный старый муравей сказал:

—Раз мы все теперь под одной крышей, надо жить дружно. Раньше всего надо узнать, не грозит ли нам какая-нибудь опасность.

И муравей всем задал работу.

—Ты, гусеница, проползи по краю крыши и измерь её, очень ли она большая. Ты, светлячок, посвети нам здесь, чтобы один на другого не наползал в темноте. Ты, пчела, никуда не улетай, а сиди и взмахивай крылышками, чтобы воздуху было больше. А я пойду на разведку, узнаю, в чём дело, откуда взялась эта крыша и не собираются ли нам сделать что-нибудь плохое.

И под платочком закипела работа. То там, то тут платочек подрагивал, надувался пузырьками, проваливался ямками и опять надувался. А по самому его краю ползла гусеница. Она приставляла задние ножки к передним, выгибала вверх спинку и снова выпрямлялась, выбрасывая вперёд туловище. Так она промерила все четыре стороны платочка.

А старый муравей приполз и рассказал:

—Тут лежит на траве девочка. Крыша над нами — это, наверное, её проделка. Я её слегка укусил, она проснулась и...

Но не успел муравей договорить, как стало опять очень светло. Крыша исчезла так же неожиданно, как и появилась. Девочка сложила высохший платочек и пошла, потирая покусанную руку.

А муравьи, букашки, жучки — все, кто только что был под одной крышей, — расползлись и разлетелись в разные стороны.

В старом лесу у старого пруда живёт старый ёж. Он всё умеет делать: и шить, и стирать, и гладить. Ляжет тень от листьев пятнышками на полянку — старый ёж принесёт воду с пруда и стирает, и стирает — час, другой... Глядишь — а пятнышек уже нет: тень перешла на другое место.

Помнёт ветерок шелковистую траву — старый ёж тут как тут: притащит гладкий, раскалённый от солнца камень и гладит им траву. Только дотронется — и трава уже гладенькая: ветерок улетел.

Порвётся на пруду ряска — старый ёж берёт сосновую иголку, вдевает в неё паутинку подлиннее и начинает штопать. Кончит штопать, иголку к себе в жилет воткнёт, а потом найти не может среди своих собственных иголок. Вот рассеянный!