Шукурбек Бейшеналиев - Сын Сарбая

— Слишком много свободы получили у вас женщины, — сказал он.

Ответ был таким неожиданным, что Садык прекратил этот разговор. Он стал расспрашивать старика, каково положение на летовке Сарбая. И Садык и два его помощника повернули коней и поехали обратно к кыштаку.

— А разве вы не собирались к папе? — спросил Дардаке.

— Мы ехали к нему, чтобы помочь, думали, что снег натворил у вас беды, а теперь я спокоен. И товарищи мои тоже там не нужны. На тебя, видно, можно положиться! — весело сказал Садык и хлопнул парнишку по плечу.

— Но ведь чабан не я.

— Ты чабан. Ты прирожденный чабан. Но вот беда — у нас многие до сих пор считают, что способные к наукам и к учебе люди не должны оставаться на такой работе. Я слышал даже, как один человек называл труд чабана унизительным.

— А это правда, Садык-байке, что у нас будет десятилетка? — спросил Дардаке. — Скажите, а вы будете в ней учиться? Я слышал, война помешала вам получить образование… Скажите еще, если у меня раньше была одна мечта, а теперь появилась другая, разве это плохо?

— Ты сразу так много спрашиваешь…

— Я очень хочу учиться, и хочу много повидать, и хочу читать книги, и смотреть кино, и ездить. Но как же быть, если чувствую свое призвание… Что такое призвание, Садык-байке?

Они поднялись на кромку перевала.

Перед ними далеко внизу расстилался родной кыштак.

Всадники остановились, горячий ветер долины принес к ним аромат цветов и пряный запах кизячного дыма.

Вдали тарахтел трактор. А справа, на зеленом склоне, были разбросаны ярко-белые точечки.

Над ними возвышался всадник.

— А-ла-пай! — сложив рупором руки, закричал Садык.

А потом они вместе стали кричать:

— Алапай, Алапай!

И пока всадник ехал к ним, Садык, протянув руку с плеткой в сторону сверкающих белых точечек на зеленом лугу, сказал, обращаясь ко всем, но больше всего к Дардаке:

— Вот это маленькое стадо — наша надежда и наше будущее. Этих овец — высокопородных тонкорунных мериносов — доверило нам государство. Постепенно все наши стада мы обновим и улучшим. Это совсем не так уж трудно. Нужно только построить школу, клуб, кинотеатр. Нужно, чтобы люди стали по-другому жить и по-другому думать. И прежде всего нужно, чтобы чабаны были образованными и культурными. И… чтобы шли на эту работу по призванию. Не потому только, что тебе нужно или выгодно, а потому, что ты чувствуешь любовь к этой работе и готов отдать ей жизнь.

— А я готов! — сказал Дардаке. Сказал просто и горячо.

Он так весело и бодро это сказал, что все рассмеялись.

И тут как раз подъехал Алапай и с ходу крикнул Дардаке:

— Эй, ты! Я выздоровел! Не воображай, что меня победил. Давай бороться. В любое время давай, я вызываю тебя!

— Ну что ж, я тоже тебя вызываю. Но ты уже чабан, а я только помощник.

— Будешь, будешь чабаном!

Кто это сказал? Может, Садык-байке? Может, Алапай? А может, он сам себе сказал?

Раздумывать было поздно.

Все повернули коней и поскакали в сторону кыштака.

Муллá — мусульманский священник.

Чепкéнь — длинная верхняя мужская одежда.

Суюнчи — подарок.

Аксакáл — старейшина.

Апá — сестра, уважительное обращение к женщине старшего возраста.

Акá — дядя.

Кыштáк — селение.

Джайлóо — высокогорное пастбище.

Аил — становище.

Манáп — сановник.

Калым — выкуп за невесту.

Дехкáнин — земледелец.

Шайтáн — черт, дьявол.

Айрáн — напиток из кислого молока.

Киик — горный козел.

Дженé — невестка, уважительное обращение к женщине.

Ахмáк — дурак, бестолочь.

Тундýк — отверстие в верху юрты.

Бисмыллá — господи благослови.

Келин — невестка, сноха.

Дастархáн — скатерть с угощениями.

Аалы Токомбáев (1904) — один из зачинателей киргизской советской литературы.

Сузьмá — процеженный творог.

Эджé — тетушка.

Мазáр — священное погребение.

Кабáр — новость.

Суягнáя — овца с ягненком в чреве.

Кемсéл — камзол, безрукавка.

Чокó — обувь из сыромятной кожи.

Байкé — дядя.

Байбичé — уважительное обращение к женщине.

Курджýн — переметная сума.

Той — пиршество, гулянье.