Святослав - Одиннадцать восьминогих

— Пеца, пас! — кричал мордатый, и Пеца выкатывал ему мяч.

— Бац! — мяч срывался с ноги мордатого и, вихляя, летел в аут.

В воротах стоял Толик.

Мордатый подошёл ближе к воротам.

— Пеца, пас!

Мяч катился прямо ему в ноги.

Мордатый подцепил носком башмака мяч и со свистом пустил его в Толика. Толик пригнулся.

— Гол!

Понурив голову, Толик побрёл за мячом.

Начали с центра, и тотчас же Пеца, пройдя по краю, вышел к воротам.

Один на один с Толиком. Гол!

Над Корсонесом уныло звенели цикады. Было душно. Над степью кружил ястреб. Заметив в траве суслика, он сложил крылья и камнем упал вниз.

— Три-ноль, — сказал мордатый. — Так пойдёт или ещё воткнуть?

— Ещё, — мрачно сказал Пим.

Перед самым концом игры появился Сергей.

— Ну как? — спросил он. Толик пожал плечами.

Слободские забили ещё гол, Сергей потрепал Толика по плечу.

— А я-то думал! — сказал он. — Пришёл заступаться. Теперь они вас и так не тронут.

Он помахал Пиму рукой и ушёл. Проиграли 0:5. Домой шли молча.

— Ну и хорошо, — сказал Теляков. — А то набили бы морду…

— Тебе, — сказал Толик.

— Как, команда, дела? — спросил Эдик, появляясь из-за дома.

С углового один нечестно забили, — сказал Пим.

— Ясно, — Эдик поправил фуражку. По шоссе шла Лена Сердюк. — А остальные честно?

— Остальные ничего.

Не оборачиваясь, разошлись по парадным.

«ЗАЧЕМ Я ХОТЕЛ ВИДЕТЬ СЕРГЕЯ? АХ, ДА — КСАНФ! ЗАБЫЛ ПРО НЕГО СКАЗАТЬ. В ОДНОЙ КАРТИНЕ ШПИОН БЫЛ ПАРИКМАХЕРОМ…»

— Мяч надо другой купить, — бубнил Толик, — этот из рук выскакивает. А заметил, мордатый всё время в офсайте пасся?..

На третьем этаже хлопнула дверь.

— Толик! — крикнула Лена. — Домой — обедать!

Машину закончили перед самыми каникулами.

Летним майским днём Виктор Петрович объявил:

— Сегодня вместо пятого урока соберёмся в лаборатории. Собрались все. Это был великий день.

Машина стояла посреди комнаты. К металлической стойке были привинчены фанерные дощечки. На каждой дощечке— радиолампы, белые стаканчики конденсаторов, красные и зелёные палочки сопротивлений. Паутина проводов…

В маленькую комнатку набилось полно народу.

Виктор Петрович проверил питание. Свет есть.

— Марокко, поставьте переключатель на «счёт». Степан щёлкнул эбонитовой ручкой.

Виктор Петрович проверил изоляцию. Хорошо. Цепь — цела; ещё раз пробежал остриями пробника по контактам.

— Ну вот, — сказал он, — дадим напряжение.

Степан воткнул вилку в сеть. На пульте вспыхнул контрольный глазок.

— Набираю единицу.

Виктор Петрович нажал один раз кнопку.

— Складываю её с нулём.

На пульте зажглась неоновая лампочка.

— Два в нулевой степени равно единице. А сейчас знаменательный миг: умножим два на два. Анатолий, позови Лидию Гавриловну, она в учительской.

Толик выбежал.

Теляков подмигнул Пиму и тотчас же вскрикнул.

— Теляков, что с тобой? — спросил Виктор Петрович.

— Виктор Петрович, он ударился головой о стену. Он больше не будет, — ответил Пим.

Виктор Петрович удивлённо посмотрел на ребят. Вошли Лидия Гавриловна с Толиком.

— Итак, дважды два!

Виктор Петрович набрал две двойки и нажал кнопку умножения.

На пульте зажглись две лампочки.

— Два в квадрате — четыре и два в нулевой степени — единица; четыре плюс один — пять.

— Дважды два — пять!

Лидия Гавриловна весело засмеялась.

— И всё-таки она работает! — сказал Виктор Петрович. — У человечества были ещё большие заблуждения и неудачи. Я верю в технику. Пускай до осени дважды два будет пять. Идёмте по домам. Завтра последний день занятий!

Поздравляю вас с летом!

В июне выгорала трава.

Сухие колосья житняка колючим ковром покрывали степь. Море штилело.

Скалы у Корсонеса золотились мальчишечьими спинами. Со скал мальчишки ловили рыбу. Со скал прыгали в море.

Курортники сторонились скал. Их светло-голубые «Волги» и крытые защитным брезентом газики уносились по шоссе на Золотой пляж.

На Золотом пляже скучное дно. Ровное, без камней, без водорослей. Кроме раков-отшельников, там не водится никто.

Мальчишки презирали Золотой пляж.

Две минуты на земле — это очень мало.

Две минуты под водой — вечность. Это новый мир, в котором нет ни солнца, ни неба, а есть только рассеянный, отовсюду льющийся свет. Есть коричневые, буроватые, зелёные водоросли и бесшумные, как тени, рыбы.

Пим поправил маску, отпустил камень, за который держался рукой, и нырнул.

Дно было завалено обломками скал. Их щербатые бока густо поросли зеленью. Между скалами белыми полянами лежал песок. По песку бродили головастые, в красных пятнышках барабульки.

Тонкими длинными усами они щупали песок. Пим опустился на дно и сунул руку между камней. Из расщелины вылетела тонкая струйка мути. Под пальцами забилось что-то скользкое и вёрткое. Пим отдёрнул руку. Из щели выскочил рыжий губастый бычок — каменчуг, — вытаращил на Пима глаза, глотнул громадным ртом воду и, стрельнув в бок, исчез.

Пим всплыл, отдышался и, опустив голову, стал рассматривать поросшие чёрными дольками мидий камни. Между мидиями колыхались зелёные нитевидные водоросли. Растопырив ножки и выставив вперёд, как антенны, длинные усы, проплывали креветки…

Пим вылез из воды и растянулся на горячей гальке.

Солнце жгло. Пим покосился на свой живот. Живот был цвета чайной заварки.

На гальку, шелестя, набегали неторопливые стеклянные волны. Пим любил их. У волн был свой язык, свои повадки, свой нрав. Волны были как люди — все разные.

Виктор говорит, что о волнах очень легко рассказать цифрами. У каждой волны свой цифровой ряд. Легко рассчитать, когда волна родилась, когда погаснет.

Пим пошарил пальцами по гальке. Под руку попался черепок. Тонкая глиняная пластинка — осколок кувшина или чашки. Когда-то здесь был город. Узкие улочки. Центральная площадь. Храмы. Бани. Крепостная стена с полукруглыми башнями. Город был греческой колонией. Корабли из Афин и Трои бросали якоря в маленькой бухте, а скифские кочевники разбивали лагеря у крепостной стены.