А. Валевский - Наследники Тимура

Лицо Гриши порозовело от ласкового отцовского одобрения.

— Это так было, папа. Но теперь, раз у нас дело пошло на лад, комитет комсомола поддержал нашу инициативу. Из школьников других классов уже в трех домах организовались отряды. Вот сегодня у нас были ребята из соседнего дома. Изучают опыт. Тоже тимуровцы. Мы им выделили консультантов.

— Ну, вот это хорошо! — заметил Сергей Назарович. — А клуб школьника в каждом доме — это просто замечательно! Я полагаю, что в проектах новых домов должно быть просто запланировано для этого специальное помещение.

Сергей Назарович чиркнул спичкой и, раскурив новую папиросу, сразу перешел к конкретным решениям. Он обещал поговорить в райкоме партии, заручиться содействием кое-кого из жильцов дома и порекомендовал Грише обратиться к управхозу.

— Мать говорит, что наш управхоз — дельный человек, — сказал он. — Кроме того, при доме есть культкомиссия. Должна быть, во всяком случае. — Ну-ка дай мне телефоны Клавдии Петровны и секретаря твоей комсомольской организации. Я уверен, что эту идею поддержат все. Словом, совместными усилиями добьемся — клуб будет!

Он спросил Гришу, не имеют ли в виду сами ребята какое-нибудь помещение в доме.

— Есть старая котельная, — раздвинул Гриша шторы у окна. — Вот посмотри, пожалуйста…

Сергей Назарович глянул на двор и улыбнулся.

— Ну что ж, — сказал он, — история говорит, что первенцы прогресса рождались в скромных условиях. Будем действовать, мой сын. Дело правое!

Он произнес эту фразу как-то раздумчиво и посмотрел на часы.

— У меня сейчас деловой разговор с Москвой, — заметил он, снимая телефонную трубку. — Извини, пожалуйста!

Гриша вышел из кабинета окрыленным. Он знал, что слово отца еще никогда не расходилось с делом.

Желание Ивана Никаноровича поближе узнать своих «тайных союзников» осуществилось. Вчера с ним условился о встрече в школе секретарь комсомольской организации Петя Громов, а двумя часами раньше его попросили зайти в отделение милиции, где Клавдия Петровна имела с ним столь интересный разговор, что Иван Никанорович вернулся домой в самом благодушном настроении и даже по дороге выпил кружку пива, что случалось с ним весьма редко. Он с нетерпением ждал теперь встречи с тимуровским вожаком, и эта встреча, наконец, состоялась.

Все, что сообщил управхозу Гриша Буданцев, независимый вид начальника штаба тимуровцев, его исключительная деловитость и рассудительность произвели на Ивана Никаноровича большое впечатление. Даже бухгалтер конторы отложил на время свои занятия и поглядывал поверх очков исподлобья на тимуровского «посла», с настороженным интересом.

Как и следовало ожидать, обрадованный Иван Никанорович обещал Буданцеву полную поддержку и заявил, что завтра же соберет культкомиссию дома. Пусть тимуровцы сделают краткое сообщение о своих делах и обо всем, что им надо. Остальное управхоз берет на себя.

Когда Гриша ушел, Иван Никанорович еще некоторое время смотрел вслед ему, в раздумье потирая тыльной стороной руки щеки и подбородок, будто пробовал, хорошо ли они выбриты. Потом подошел к главбуху, который уже начал щелкать на счетах, время от времени почесывая карандашом за ухом.

— Вот она — наша смена! А? Что скажешь, главбух? Душа радуется! Какой парень!

Иван Никанорович подтолкнул бухгалтера в плечо и нечаянно задел счеты, спутав костяшки.

— Ну, ей-богу, в самом деле! — откинулся на спинку стула бухгалтер. — Иван Никанорыч! У меня же подсчитано!

— Эка невидаль! Положи назад четыреста двадцать два рубля с копейками.

— Положи! — передразнил бухгалтер. — А с какими копейками?

— Кажется, двадцать пять… или двадцать семь… Точно не заметил.

— Вот, или — или… Мне же надо опять отчет поднимать.

— Ох, жесткий ты человек, товарищ Красовский!

— Бухгалтер должен быть жестким.

— Почему это?

— При мягком отношении к деньгам они имеют свойство вылетать в трубу.

Иван Никанорович уже надевал пальто, но, застегивая пуговицы, замедлил движения.

— Сына у меня нет, вот что! — вдруг неожиданно сказал он.

— Чего? — не понял бухгалтер.

— Мечтал я, в свое время, о сыне… веселом, боевом, вдумчивом парне, вот таком, как этот Буданцев.

— Господи… боже… мой… — отщелкивал после каждого слова на счетах бухгалтер. — Сына… ему… Раз нет… значит, нет…

— Слушай, товарищ Красовский… Дорогой Петр Кузьмич…

В словах управхоза послышались просительные нотки.

— Прикинь-ка в свободную минуту ориентировочную сметку: во сколько обойдется ремонт старой котельной…

— Я денег не дам! — испугался бухгалтер и, выбросив руки локтями на стол, прикрыл ими ведомость, будто оберегая груду лежащих перед ним денежных ассигнаций.

— Нет, дашь!

— Нет, не дам! Это ребячьи забавы, баловство… Они тебе наговорят… Им все мало… Ненасытные!.. Им дворцы пионеров создали, разные там ДПШ, библиотеки, театры, кино, пионерские лагери… чего только нет!.. Виданное ли дело — в каникулы весь город с ними цацкается!.. Я в детстве ничего не знал. Разве что только вот в этот двор завернет бродячий петрушка на ширме или солдат-инвалид на деревянной ноге, с шарманкой и облезлым попугаем. И рады были зрелищу — восхищались. А теперь… Избаловали их совсем… Не дам денег на ветер! Статьи у меня такой нет. Баловство!

— Это не баловство! — сказал твердо Иван Никанорович. — Это рост культуры народа. Богатство наше в культуру пошло! Жизнь выдвигает большие духовные потребности… На сознание человека действует. Душу его поднимает на культурную инициативу. Понятно?

— Ты меня не агитируй! — рассердился бухгалтер. — Ты в коммунальном банке эту речь произнеси…

— Ну и произнесу! В банке тоже коммунисты сидят, а не чиновники — отцы-градопопечители Санкт-Петербурга!

— Давай, действуй! — буркнул бухгалтер и с ожесточением защелкал костяшками.

— Не сомневайся! — бросил Иван Никанорович, поднимаясь по ступенькам, и уже в дверях зло усмехнулся:

— «Шарманка с попугаем»! Курам на смех!

Вслед за ноябрьскими праздниками наступили небольшие морозы. Выпал снег. Он держался на улицах недолго. Дворники в белых передниках, вооруженные лопатами и скребками, сгребли его с тротуаров в кучи. Появились грейдеры, прошли по улицам и площадям, сняли с мостовых снежный покров, скатали его в сплошной вал, а снегоуборочные машины подхватили его своими огромными лопастями в охапки, прогнали по транспортерам, насыпали в грузовики. Через два часа зимы как не бывало, — сброшенная в каналы, она уплыла в Финский залив. Под колесами машин снова шуршал накатанный цвета вороненой стали асфальт. Зима осталась только на бульварах и скверах, к великой радости ребят-малышей. Они вывезли свои санки, надели лыжи и коньки, прокатали подошвами всюду, где только было можно, зеркальные ледяные тропинки.