Анатолий Мошковский - Черные кипарисы

Так проходила вся эта неделя. Лена выкарабкалась и пошла на поправку, девчонки перестали орать со своих балконов, а к Ване теперь началось настоящее паломничество.

Адъютант, докладывая о нем Феликсу, изо всех сил старался придавать своему лицу равнодушное выражение и даже подтрунивал над Ваней, потому что Феликсу тот был не по душе.

Даже его личный Адъютант начинал хитрить с ним!

А Ваня взял чем-то ребят. И не только Димку и Артема — и Аркашу…

Но чем?.. И почему он ни разу не позвал его, Феликса, к себе? Ведь даже ничтожных крыс звал… Это было так непонятно и очень мучило Феликса. «А что… — внезапно подумал он. — А что, если?..»

И в конце недели, заметив, что ребят под окнами нет, Феликс спустился вниз, пересек двор и влетел в Ванин подъезд. Уже был придуман предлог и разработан план, как вести себя.

Вот их дверь. Сбоку — кнопка.

Феликс коснулся ее пальцем.

Нажал и отдернул руку. Точно током ударило. И услышал внутри звонок. И быстрые шаги. Дверь широко распахнулась, и он увидел Ваню в белой майке и легких брючках.

— Феликс? — Ваня вроде не поверил сразу своим глазам, а когда поверил, заулыбался. — Здравствуй! — И протянул ему руку, и Феликс пожал ее. — Заходи! Что ты стал так редко показываться?.. Ну заходи же! — И крикнул внутрь квартиры: — Мама, посмотри, кто к нам пришел!

Феликс закусил губу.

Он вошел в переднюю и ощутил тонкий запах кофе. Из комнаты выглянула Марья Сергеевна. Она тоже улыбнулась ему, но судя по всему, забыла, кто он такой. Это заметил и Ваня, потому что тут же представил его:

— Это же Феликс… Не помнишь уже? Помогал нам сгружать самые тяжелые вещи, и он…

— Ах Феликс! — вскрикнула мать, и лицо ее стало уже не просто добрым, а по-домашнему добрым. Видно, имя Феликса о многом говорило ей, — Входи, пожалуйста, входи… Что ж ты до сих пор не приходил? Всех ребят знаю, а тебя…

Феликс вошел в комнатку. Она уже была с новыми обоями, но настолько забита вещами и заставлена книгами, что и повернуться негде.

И почему-то первое, что бросилось в глаза, были не книги, не шкаф и диван, а пронзительно белый халат, висевший на гвоздике у окна, и на подоконнике — никелированная коробка стерилизатора, в котором обычно кипятят шприцы и другой медицинский инструмент.

— Садись, — сказал Ваня.

Феликс неуклюже протиснулся за стол, на котором стояли чашечки с недопитым черным кофе, небольшой медный кофейник и сахарница со щипчиками.

— Тебе внакладку или вприкуску?

— Все равно. Я пришел к тебе за книгой… У вас нет «Трех толстяков»? Говорят, стоящая.

— Нет, — с неподдельным огорчением сказал Ваня. — Чего нет, того нет… Но у нас есть много другого, чего ты, может, не читал… — И он стал забрасывать Феликса названиями книг, о большинстве которых он и не слышал, и все они, по его словам, были замечательные.

— Хорошо… Спасибо… Возьму что-нибудь, — сказал он, чтобы прекратить лавину названий.

Ваня достал из буфета еще одну коричневую чашечку с черным ободком, вместе с блюдечком поставил перед ним, налил из кофейника ароматного густого кофе.

— Я так рад, что ты пришел.

«Врет!» — подумал Феликс и посмотрел на большие Ванины уши.

— Правда?

— Правда. Сам не решался звать.

— Скажи, ты где научился плавать? — перевел разговор на другое Феликс.

— На Волге.

— Есть хорошие глубины?

— Есть. Нырять бы научиться. Мечтаю.

— А кто нырял за рапанами?

— Какое это ныряние! Я все делал, как Витька…

— И без всякой тренировки?

— Без.

— Могло кончиться хуже… — И здесь Феликс заметил, как Ваня делает ему знаки, чтобы он не говорил при матери лишнего, и Феликс снова перевел разговор, на этот раз на Лену, и тут в него вступила мать. Она жалела девочку и проклинала моториста глиссера, который, по ее словам, был уже взят под стражу, и долго говорила об операции, о том, что Валерий Михайлович стал плохо спать; который уж год работает хирургом, а все не может привыкнуть к боли и переживаниям своих пациентов; сегодня даже во сне говорил с Леной, утешал, уговаривал, что все пройдет — даже шва не останется на теле, а потом проснулся, целый час ворочался и принял сильную дозу снотворного, чтобы заснуть. Чтобы к утру рука была твердая.

Феликс уже выпил вторую чашечку крепчайшего кофе и все слушал ее. И Ваня слушал. Потом Феликс услышал голоса за окном — видно, во дворе начали собираться ребята.

Внезапно раздался Нонкин голос — она звала Ваню, звала громко и умоляюще.

Ваня бросился к окну.

— Уйдешь? — спросил Феликс.

Ваня почесал ухо и виновато посмотрел на него: — Не сердись… Знаю, нельзя при гостях уходить, но…

— Ну иди, иди, — поспешил Феликс, потому, что ни слова не хотел слышать о Нонке и ее подружках, встал, подошел к окну и вдруг встрепенулся: в белой кофточке и черной юбке на скамейке среди ребят сидела Аня.

— Подождешь меня? — спросил Ваня. — Что-то у нее там случилось… Я скоро вернусь.

— Подожду.

— Только обязательно. Не поговорили ведь…

Ваня убежал, а Феликс остался. Он сидел на стуле, и в его глазах стояла белая кофточка и строгое смуглое лицо… Не утерпела, пришла! Это было очень хорошо, что она пришла, и очень тревожно. Только бы не узнала, что он здесь: не так-то лестно отзывался он при ней о Ване.

Неожиданно со двора донеслись испуганные голоса, смех и странный металлический скрежет. Марья Сергеевна унесла чашки с блюдцами на кухню, и Феликс глянул в окно. Ваня карабкался по водосточной трубе на третий этаж, где жила Нонка. Ребята стояли внизу и, закинув головы, давали ему советы. Вот стало слышно, как подалась и с ржавым скрежетом сдвинулась вниз труба…

Но тут из кухни послышались быстрые шаги, и Феликс отпрянул от окна. Марья Сергеевна подсела к нему, вздохнула. Ее быстрые светлые глаза внимательно и печально посмотрели на него.

— Ты не скучай, он скоро прибежит. Говорил, что этих девчонок очень обижают во дворе… Это верно?

— Вранье! Они сами еще больше обижают ребят — ябедничают, сплетни распускают…

— А почему?

— Такой у них уровень…

— Ну что ты! Они приходили к нам… Обычные девочки…

— Вы слишком добрая, — сказал Феликс.

Краем уха он слышал, что ничего страшного во дворе не случилось. Марья Сергеевна, кажется, заметила, что он замолк не случайно, и вздохнула:

— Ну, я, конечно, не знаю всех сложностей… Мы ведь здесь совсем недавно, и многое ты знаешь лучше нас… Вообще-то, мне нравится Скалистый, одно плохо: на работу нельзя устроиться. Я вот терапевт, но и здесь и в Кипарисах все места заняты. Хоть иди медсестрой. Нельзя же сидеть без дела. Да и жизнь у вас дорогая — местные взвинчивают цены…

Феликс вежливо молчал.

— Тебе сколько лет? — неожиданно спросила Марья Сергеевна.