Михаил Зощенко - Заколдованная буква

Не надо! Не надо! — закричали все. — Не надо её выгонять!

Я стояла около двери. Я не знала, что мне делать. Они кричали со всех сторон. Они не хотели, чтобы меня выгоняли! И моя Люська, моя вредная Люська, кричала громче всех:

— Вера Евстигнеевна, она больше не будет! Простите её, пожалуйста! Простите её! Простите!

Вера Евстигнеевна с каким-то удивлением глядела на класс. Она переводила взгляд с Иванова на Длиннохвостову, с Длиннохвостовой на Коростылёву, с Коростылёвой на Колю Лыкова, и на лице её проступало странное выражение. Как будто ей хотелось улыбнуться, но она изо всей силы сдерживалась, и делала строгое лицо, и хмурила брови…

— Вот оно что! — медленно сказала она. — Значит, вы не хотите, чтобы я Синицыну выгоняла?

Не хотим! Не хотим! — закричали все. И даже ленивый By раков разжал толстые губы и басом произнёс:

Не хотим!

— Ну, а как же нежелание Синицыной учиться?

— Это она пошутила! Это она просто так!

«Просто так»? — нахмурилась Вера Евстигнеевна.

И тут снова вперёд выступил Коля Лыков.

— Вера Евстигнеевна, — сказал он, — Синицына действительно учится неважно. Но обещаю вам как звеньевой, я сделаю всё, чтобы она стала учиться хорошо!

— Ах, так?.. Ты это обещаешь, Коля?..

Вера Евстигнеевна на секунду задумалась.

— Ну что же… Если ты мне это обещаешь… И потом, я не могу не считаться с мнением класса. Ладно, Синицына. Садись на своё место. Но смотри, Костя Лыков за тебя поручился. Не подведи своего товарища!

И я пошла обратно.

Я весь урок слушала учительницу. Я прямо глаз с неё не сводила. Приставки и суффиксы я подчёркивала так, что чуть не продавила насквозь тетрадь.

И вот прозвенел звонок.

Вера Евстигнеевна собрала тетрадки, взяла классный журнал и пошла в учительскую.

И тут весь класс окружил меня плотной стеной.

— Ну, Синицына, ты дала! — сказал Иванов, — Как там у тебя про Костю?

— «Ваш Костя умный и замечательный», — сказала Сима Коростылёва.

— «И я в него влюбилась», — захихикала Валька Длиннохвостова. — Ой, не могу! Не могу!

— А как про Серёжу-дворника? Его из института выгнали, да? Здорово! Люська, а откуда ты всё это взяла? В книжке прочла?

— А этот-то… как его… Синдибобер Филимондрович? Злой, с седой бородой, дерётся палкой… Ой, не могу! Умора!

— А про Косицыну-то как! Про Косицыну! Что она худая, как скелет, и у неё зуба спереди нет! Люська, а ну-ка, открой рот!

— Ну и глупо! — сказала Люська. — И ничего смешного нет. Тоже мне, подруга называется! Да у неё, может, двух зубов не хватает. Это ещё не значит, что я об этом всему классу должна докладывать!

Было утро. Было воскресенье. Мы с Колей сидели на дереве. На большой раскидистой ветке. Мы ели хлеб с вареньем и болтали ногами. Над нами важно проплывали толстые белые облака, а солнце светило изо всех сил, и макушка у меня стала горячая, как печка,

— Коль, давай каждый день по деревьям лазить! Утром будем залезать, а вечером слезать. И обедать будем на дереве, и уроки учить, а в школу ходить не будем.

— Давай. Я высоту люблю. Обязательно лётчиком стану, когда вырасту.

— Коль, а мне кем стать?

— Артисткой. Ты поёшь здорово.

— Правда, Коль?! Честное слово, я хорошо ною?

— Мне нравится. Вот ты вчера во дворе пела «Как провожают пароходы», а я сидел дома и слушал. Я даже радио выключил.

— А хочешь, я сейчас спою?

— Давай..

И я запела:

Я ужасно старалась. Украдкой я посматривала на Колю. У Коли было задумчивое и серьёзное лицо. Он смотрел вдаль. Может быть, он думал о том, как станет лётчиком, когда вырастет.

пела я.

И вдруг я услышала:

— Эй, Люська, где ты?

Под деревом стоял Павлик Иванов.

Мы с Колей замерли. От этого Иванова только и жди неприятностей! Ведь он всем разболтает, что мы на дерево залезли. И достанется же нам тогда от родителей! И во дворе станут дразнить «жених и невеста»…

Иванов походил вокруг песочницы, поглядел по сторонам.

— Люська! — заорал он. — Выходи! Я тебя нашёл! Ты в подвале сидишь!

В это время из подъезда вышла моя Люська.

— С чего это ты решил, что я в подвале сижу? — удивилась Люська.

— Да не ты! — сказал Павлик Иванов. — Тут Синицына где-то спряталась и оттуда поёт. Давай её искать?

— Вот ещё! — сказала Люська, — Сама отыщется… И потом, разве она умеет петь? Пищит, как цыплёнок. Слушать противно!

— Всё-таки странно, — сказал Павлик. — Где же она? Я слышал её голос где-то рядом.

— Да что ты заладил— «её голос, её голос»! Только и слышу со всех сторон: «Ах, какой у Синицыной голос! Ах, как Синицына хорошо поёт!..» Да если хочешь знать, это я её всем песням научила!

Это было такое враньё, что я чуть с дерева не свалилась.

— Спокойно! — сказал Коля. — Не волнуйся, а то они нас увидят.

— И вообще у неё слуха нет, — сказала Люська. — Ты даже не представляешь, как я с ней измучилась, пока я её научила петь «Как провожают пароходы».

— Не ври, Люська, — не выдержала я. — Как не стыдно врать!

— Ага! — сказал Павлик. — Она точно где-то здесь!

Люська завертела головой во все стороны.

— Ну вот, я пошутила, а ты уж и поверил, — сказала она громким голосом. — «Как провожают пароходы» — это она меня научила. И «Ладу», и «Русское поле». А зато я её арию Ленского научила петь. А арию Ленского в сто раз интересней петь, чем «Русское поле»! И пусть не воображает, что лучше всех поёт. Подумаешь, певица нашлась!

Она потянулась.

— Вчера Сергей Фёдорович приехал, — сказала она всё так же громко. — Привёз мне во-от такой арбуз! И груши во-от такие! И сегодня мы с ним идём на балет «Доктор Айболит». Сейчас надену своё синее платье, туфли надену новые — красные, с дырочками — и пойдём.

И она ушла. Павлика позвали, и он тоже ушёл. Мы с Колей слезли с дерева.

Всё обошлось хорошо. Никто нас не видел. Никто не ругал. Я даже почти не поцарапалась. Солнце светило так же ярко. Облака были такие же белые. И было тепло. И было ещё утро. И было воскресенье. Но настроение у меня было испорчено.

— Она пошла смотреть «Доктора Айболита», — сказала я. А я так давно мечтала о «Докторе Айболите»!

— Люсь, — сказал Коля, — ты ведь не кончила. Спой дальше, а!

— И туфли у неё новые…

Я посмотрела на свои потрескавшиеся сандалии.

— Люсь, ну спой, пожалуйста.

— И ей привезли арбуз. Всё-таки несправедливо. Почему всё ей?

— Ты будешь петь дальше? — сказал Коля.

— И груши, — сказала я. И мне захотелось плакать.

Тут Коля посмотрел на меня как-то странно.